— Ты скучаешь по Франции, Саксоночка? — вдруг спросил он.
— Нет, — не задумываясь, ответила я. — А почему ты спрашиваешь?
Он пожал плечами, не глядя на меня:
— Просто я подумал, какая ты красивая, когда увидел тебя спускающейся по холму с корзиной в руках. Солнце золотило твои волосы, и у тебя был такой вид, словно ты выросла здесь и никогда не уезжала отсюда. А затем мне вдруг в голову пришла мысль, что Лаллиброх не совсем подходящее место для такой женщины, как ты. Здесь жизнь простая, не та, что была у тебя во Франции, и нет даже интересной работы, такой, как в «Обители ангелов». — Он робко, искоса взглянул на меня. — Боюсь, со временем тебе наскучит здесь.
Я помолчала немного, прежде чем ответить, как будто бы сама никогда об этом не думала.
— Со временем, — многозначительно повторила я. — Джейми, я много чего видела за свою жизнь и много где побывала. Там, откуда я пришла, было много такого, чего мне порой не хватает. Мне хотелось бы проехать в омнибусе по Лондону или поднять телефонную трубку и поговорить с кем-нибудь, кто находится далеко-далеко. Мне хотелось бы отвернуть кран и чтобы из него потекла горячая вода, вместо того чтобы носить воду из колодца и греть ее на огне. Я хотела бы иметь все это, но коль скоро это невозможно, я принимаю все как должное. Что же касается роскошной жизни, то я в ней не нуждалась, даже когда имела ее. Красивая одежда — это очень приятно, но если при этом необходимо постоянно следовать строгому этикету, терпеть интриги, и злословие, и скучные вечеринки… нет, тогда и она не нужна мне. Лучше я буду жить, как захочу, и буду говорить, что захочу.
Он рассмеялся, а я снова взяла его за руку.
— Что же касается работы, у меня и здесь ее хватает. — Я кивком указала на корзину с травами и лекарствами, которая была у меня в руке. — Я чувствую, что нужна здесь. И если я скучаю по матушке Хильдегард и другим своим друзьям, то хотя здесь и нет телефона, зато время от времени приходят письма. — Я остановилась, держа его за Руку и глядя на него снизу вверх. Солнце садилось, освещая лишь одну сторону его лица. — И потом, Джейми, единственное, чего я хочу, это всегда быть рядом с тобой. Больше мне ничего на свете не надо.
Он стоял с минуту молча, затем наклонился и нежно поцеловал меня в лоб.
— Забавно, — сказала я, когда мы миновали вершину небольшого холма и стали спускаться к дому. — Я как раз собиралась задать тебе те же самые вопросы. Счастлив ли ты здесь после той жизни, которую вел во Франции.
Он улыбнулся в ответ и задумчиво посмотрел на трехэтажный дом из белого камня, отливающий золотом в лучах заходящего солнца.
— Но ведь здесь мой дом, Саксоночка. Мое место здесь.
Я мягко коснулась его руки:
— Ты хочешь сказать, что это твое родовое поместье?
Он глубоко вздохнул и положил руку на деревянный забор, огораживавший ближайшее к дому поле.
— Не совсем так, Саксоночка. По праву этот дом должен был принадлежать Уилли. Если бы он был жив, я бы скорее всего стал солдатом, а может быть, купцом, как Джаред.
Уилли, старший брат Джейми, умер от оспы, когда ему было одиннадцать лет, и таким образом наследником Лаллиброха стал его младший брат, шестилетний Джейми.
Он передернул плечами, как бы пытаясь освободиться от тесной рубашки. Это был характерный для Джейми жест в минуты душевной тревоги и сомнений. Я уже многие месяцы не замечала его.
— Уилли умер. А я стал лэрдом. — Он взглянул на меня, слегка смутившись, потом полез в свою кожаную сумку и вынул из нее маленькую змейку, искусно вырезанную из вишневого дерева. Змейку вырезал Уилли и преподнес ее Джейми в день рождения. Сейчас змейка лежала у него на ладони. Головка змейки была повернута назад, как будто она удивленно рассматривала свой хвост. Джейми задумчиво погладил змейку. От прикосновения дерево зашевелилось, переливаясь мягким светом.
— Я иногда мысленно беседую с Уилли, — сказал Джейми, слегка подбрасывая змейку на руке. — Если бы ты был жив, брат, и был бы лэрдом, ты вел бы хозяйство, как я, или как-то иначе? — Он взглянул на меня и слегка покраснел. — Это очень глупо с моей стороны, а?
— Нет. — Я коснулась гладкой головки змеи кончиками пальцев.
С дальнего поля послышался чей-то звонкий смех. Он прозвучал в вечернем воздухе подобно тронутой ветром струне.
— Я часто делаю то же самое… — мягко сказала я после короткой паузы. — Разговариваю с дядей Лэмом. Или с родителями. Особенно с мамой. Я не очень часто думала о ней, когда была маленькой, только иногда видела во сне какую-то ласковую, нежную женщину с приятным певучим голосом. Но во время болезни, когда у меня был жар… порой мне казалось, что она со мной рядом. — Меня захлестнула внезапно нахлынувшая волна горестных воспоминаний. Воспоминаний о потерях, совсем недавних и давнишних.
Джейми нежно коснулся моего лица, смахнув слезинку, появившуюся в уголке глаза.
— Мне порой кажется, что мертвые так же любят нас, как мы любим их, — тихо сказал Джейми. — Пойдем, Саксоночка. Прогуляемся перед обедом.
Он обнял меня за плечи, плотно прижав к себе, и мы медленно пошли вдоль забора. Сухая трава шуршала у нас под ногами.
— Я знаю, что ты имеешь в виду, Саксоночка, — продолжал Джейми. — Иногда где-нибудь в поле или на ферме я вдруг слышу голос отца, хотя в тот момент даже и не думаю о нем. Мне кажется, я слышу, как он разговаривает с кем-то, смеется или успокаивает лошадь у меня за спиной. — Он улыбнулся и кивнул в сторону пашни, расстилавшейся перед нами. — Как ни странно, чаще всего я слышу его голос именно здесь.
— Правда, и что же он говорит?
— Обычно «если ты проходишь мимо, Джейми, остановись и постой здесь», что-то в этом роде.
Мы засмеялись и остановились, облокотившись о забор. Джейми провел рукой по ветхому дереву:
— Лазая через забор, мы постоянно загоняли себе занозы, так что приходилось просить миссис Крук или Дженни вытащить их, а заодно и выслушать очередную нотацию.
Я посмотрела в сторону дома, где уже зажгли свечи В окнах кухни виднелись фигуры хлопотавших на кухне миссис Крук и горничных, занятых приготовлениями к обеду. Вдруг в одном из окон гостиной четко обозначился силуэт высокой, статной мужской фигуры. Это был Айен. Он постоял минуту, затем задернул занавеси.
— Я всегда радовался, когда Айен был рядом, — сказал Джейми, продолжая смотреть в сторону дома. — Особенно когда нас заставали за какой-нибудь проказой, а потом всыпали за это.
— На миру и смерть красна, — заметила я с улыбкой.
— Отчасти. Я не чувствовал себя таким уж чудовищным нечестивцем, когда мы бедокурили вдвоем, тяжесть вины делилась на двоих. Но главное, потом, когда дело доходило до разборок, я мог целиком положиться на него — чего-чего, а шуму будет с избытком.
— Ты хочешь сказать, что он плакал и оправдывался?