– Джондалар, Уинни согласилась покатать тебя. Почему ты говоришь «спасибо» мне?
– Ты помогла мне сделать это, Эйла. Вдобавок я благодарен тебе не только за это. Ты многое для меня сделала, ты так заботилась обо мне.
– Разве жеребенок стал бы благодарить Уинни за то, что она о нем заботится? Тебе требовалась помощь, поэтому я ухаживала за тобой. При чем тут «спасибо»?
– Но ведь ты спасла мне жизнь.
– Я целительница, Джондалар. – Она не знала, как объяснить ему, что под этим подразумевается. Когда один человек спасает другого от смерти, он вкладывает в него частичку заключенной в нем жизненной силы, и спасенному вменяется в обязанность впредь, оберегать своего спасителя. Между такими людьми возникает связь, более тесная, чем связь между братьями и сестрами. Но когда она стала целительницей, ей вручили кусочек черной двуокиси марганца, в котором как бы заключалась частичка духа каждого из людей, и с тех пор она лечит больных, не ожидая получить что-либо взамен. – Ты не обязан говорить мне «спасибо», – сказала она.
– Я знаю, что не обязан. Мне известно, что ты – целительница, но я хочу, чтобы ты знала о моей благодарности. Люди говорят «спасибо», когда им оказывают помощь. Это традиционное проявление вежливости, часть обычая.
Они поднялись друг за другом по тропинке. Эйла ничего не ответила Джондалару, но его слова напомнили ей о том, как Креб пытался объяснить ей, что правила вежливости запрещают высматривать, что творится у чужого очага, отделенного рядом камней. Ей с куда большей легкостью удалось выучить язык людей Клана, чем вникнуть в суть их обычаев. Джондалар сказал, что среди людей его племени принято благодарить друг друга, этого требуют правила вежливости, но тут она пришла в еще большее замешательство.
Почему он вдруг взялся благодарить ее после того, как совсем недавно так страшно ее унизил. Если бы мужчина из Клана отнесся к ней с таким презрением, она просто перестала бы существовать для него. Она поняла, что ей будет нелегко свыкнуться с обычаями сородичей Джондалара, но от этого горечь унижения отнюдь не развеялась.
Когда Эйла вошла в пещеру, Джондалар остановил ее в попытке пробиться сквозь неожиданно возникший между ними барьер.
– Эйла, прости, если я чем-то тебя оскорбил.
– Оскорбил? Мне непонятно это слово.
– Мне кажется, я рассердил тебя, тебе стало плохо из-за меня.
– Ты меня не рассердил, но мне действительно плохо.
Ее признание повергло Джондалара в замешательство.
– Прости, – сказал он.
– «Прости». Это тоже вежливость, верно? Часть обычая? Джондалар, что толку от твоего «прости»? Когда ты произносишь его, ничего не меняется и мне не становится легче.
Он провел рукой по волосам. Она права. Какой бы промах он ни допустил – ему казалось, он догадывается, в чем дело, – просьба простить его ничего не исправит. И ситуация лишь усугубляется тем, что он избегает заговорить на эту тему прямо, боясь поставить себя в еще более неловкое положение.
Оказавшись в пещере, Эйла сняла с шеи корзину и раздула огонь в очаге, чтобы приготовить еду. Джондалар поставил свою корзину рядом с корзиной Эйлы и уселся на циновку возле очага, наблюдая за действиями Эйлы.
После того как он освежевал добытых ею оленей и разделал туши, он показал ей изготовленные им в тот день орудия. Они понравились ей, и она иногда пускала их в ход, но, выполняя некоторые из работ, предпочитала пользоваться более привычным для нее ножом собственного изготовления. Он заметил, что она орудует грубым ножом, сделанным из кремневой пластины, не менее искусно, чем другие работают ножами меньших размеров, снабженными ручкой. Будучи мастером по изготовлению орудий, он постоянно проводил сравнения, думая о недостатках и достоинствах каждого из них. Любым острым ножом можно что-нибудь разрезать, но ее способ изготовления связан с большими затратами сырья. Даже притащить кремневую глыбу нужных размеров не так-то просто.
Ощущая на себе пристальный взгляд Джондалара, Эйла занервничала. Через некоторое время она встала и отправилась за ромашкой для чая, чтобы немного успокоиться, надеясь, что внимание Джондалара переключится на что-нибудь другое. Он понял, что пора как-то разрешить возникшую проблему, и, собравшись с духом, решил откровенно поговорить с ней на эту тему.
– Ты права, Эйла. Хоть я и попросил у тебя прощения, от этого ничего не изменилось, но я просто не знаю, что еще сказать. Я не понимаю, чем я оскорбил тебя. Пожалуйста, объясни, почему тебе плохо.
«Наверное, он опять говорит неправду, – подумала Эйла. – Как это может быть, чтобы он ничего не понял? Но вид у него явно обеспокоенный». Она низко опустила голову, жалея о том, что он задал ей этот вопрос. Мало того что ей приходится страдать от унижения, а теперь она вынуждена еще и говорить с ним об этом. Впрочем, деваться некуда.
– Мне плохо, потому что я… непривлекательна, – проговорила она, пристально глядя на сложенные на коленях руки, в которых она держала ростки ромашки.
– То есть как это ты «непривлекательна»? Я не понимаю.
Ну почему он задает все эти вопросы? Или ему хочется ее помучить? Эйла исподтишка взглянула на Джондалара. Он сидел, подавшись вперед, и в его искреннем взгляде она увидела лишь признаки неподдельной тревоги.
– Ни один из мужчин Клана не стал бы сам утолять желание, если бы рядом с ним находилась привлекательная женщина. – Она покраснела от стыда за собственную несостоятельность, продолжая упорно смотреть вниз. – Тебя переполняло желание, но ты убежал от меня. Ты счел меня непривлекательной, и, конечно же, мне стало плохо.
– То есть ты обиделась, потому что я не… – Он выпрямился и вскинул голову. – О Дони! Как можно быть таким глупцом, Джондалар? – воскликнул он, обводя взглядом своды пещеры.
Эйла изумленно посмотрела на него.
– Я думал, ты не хочешь, чтобы я нарушал твой покой, Эйла. Я не хотел поступать вопреки твоим желаниям. Меня с неодолимой силой влечет к тебе, но ты вздрагивала всякий раз, когда я к тебе притрагивался. И как ты могла подумать, будто кто-то из мужчин может счесть тебя непривлекательной?
Внезапно она поняла, что все происшедшее было недоразумением, и терзавшая ее боль тут же утихла. Он считает ее желанной! Он просто подумал, что она не испытывает влечения к нему! Все дело в обычаях, несхожих меж собой.
– Джондалар, тебе нужно было подать условный знак. Мои желания не так уж и важны.
– Нет, твои желания очень важны. А я… – На лице его вспыхнул румянец. – Я нравлюсь тебе? – По его взгляду Эйла догадалась, как глубоко он растерян, как сильно боится получить отказ. Это чувство было ей знакомо. Она удивилась тому, что мужчина может испытывать нечто подобное, но при этом все терзавшие ее сомнения мигом улетучились, и душу ее захлестнула теплая волна нежности.
– Ты нравишься мне, Джондалар. Стоило мне увидеть тебя, как ты сразу же мне понравился. Ты был так сильно ранен, что я не знала, удастся ли мне выходить тебя, но, пока ты лежал в пещере, я сидела, глядя на тебя… и у меня возникало это удивительное чувство… меня тянуло к тебе… Но я так и не дождалась условного знака… – Она почувствовала, что сказала нечто лишнее, и снова опустила голову. Женщины из Клана прибегали к более тонким ухищрениям, желая привлечь внимание мужчин.