Джондалар сделал пару шагов вперед, прицелился и метнул свой дротик. Животное дернулось, оступилось и тут же рухнуло наземь. Второй дротик вонзился в мощную шею кобылицы немного ниже жесткой короткой гривы. Подбежавший жеребец нежно обнюхал ее раны и резко отпрянул назад, вновь огласив окрестности неистовым ржанием. Он умчался вслед за табуном – охранять живых, не мертвых.
– Я схожу за нашими котомками, – сказал Тонолан, когда они подошли к убитому животному. – Легче принести сюда воду, чем оттащить лошадь к реке, верно?
– Все мясо мы вялить все равно не будем. Давай возьмем только то, что сможем унести. Тогда и воду носить не придется.
Тонолан пожал плечами:
– Как скажешь. Я захвачу топор, чтобы дробить кости. Он отправился к реке.
Джондалар достал из ножен свой нож с костяной ручкой и, вонзив его в шею животного, сделал длинный глубокий разрез. После этого он выдернул из недвижного тела дротики и, глядя на лужицу крови возле головы кобылицы, сказал:
– Когда вернешься к Великой Матери Земле, передай ей нашу благодарность.
Он взял в руку мешочек с амулетом и нащупал каменную фигурку Матери. «Зеландонии прав, – подумал он. – Если дети Земли когда-нибудь забудут о том, кто их поит и кормит, они могут навсегда лишиться своего дома». Он вновь взялся за нож, приготовившись откроить долю угощения, дарованного им Дони.
– На обратном пути я заметил гиену, – раздался голос Тонолана. – Похоже, мы накормим не только себя.
– Мать не станет понапрасну разбрасываться лошадьми, верно? – сказал Джондалар, руки которого были уже по локоть в крови. – Она, так или иначе, вернет кобылу себе самой. Ладно, дай-ка мне руку.
– Да, дело рискованное, тут уж ничего не скажешь, – заметил Джондалар, бросив в небольшой костер сухую ветку. Искры, взвившиеся ввысь вместе с дымом костра, тут же растворились в ночном небе. – Что мы станем делать, когда настанет зима?
– До зимы еще далеко. До этой поры мы обязательно кого-то встретим.
– Если мы повернем назад прямо сейчас, то да. До начала холодов мы успели бы добраться до Лосадунаи. – Он повернулся к брату: – Мы ведь даже не знаем того, какие по эту сторону гор бывают зимы. Места здесь открытые, защиты от ветров практически нет, деревьев для костра тоже… Может, нам следует отправиться на поиски Шармунаи? Они подскажут нам, какие люди живут в тех краях и чего нам следует там ожидать.
– Джондалар, если хочешь, можешь возвращаться назад. Нет, все-таки мне следовало отправиться в это Путешествие в одиночку. Конечно, я не мог не обрадоваться, когда узнал, что ты решил пойти со мной… Но видишь, как оно оборачивается…
– Не знаю… Может, так действительно будет лучше, – отозвался Джондалар, уставившись на костер. – Кто скажет, какова длина этой реки? Ты только посмотри на нее. – Он провел рукой, указывая на широкое водное пространство, залитое мерцающим серебристым лунным светом. – Великая Мать рек. Именно поэтому она столь непредсказуема. Когда мы вышли, она текла на восток, верно? Теперь она течет на юг; мало того, она разделилась на такое количество рукавов, что я уже и не знаю, та же это река или нет. Мне все-таки не верится, что ты сможешь пройти ее всю – вплоть до самого устья, Тонолан. И еще, людей-то мы, возможно, встретим, но почему ты так уверен в том, что они будут вести себя дружелюбно?
– В том-то и смысл Путешествия, братишка. Ты открываешь новые места, встречаешь новых людей. Тут без риска не обойдешься. Послушай меня, Большой Брат, хочешь – возвращайся назад. Я говорю совершенно серьезно, слышишь?
Джондалар смотрел на пламя костра, ритмично постукивая по ладони небольшой палочкой. Неожиданно он поднялся на ноги и с силой швырнул палочку в огонь, отчего к небу вновь поднялись снопы искр. Он принялся разглядывать натянутые меж колышками скрученные жилы, на которых было подвешено нарезанное тонкими ломтиками мясо.
– Чего ради я должен возвращаться назад? Можно задаться и другим вопросом: ради чего я должен продолжать Путешествие? Что я хочу найти?
– Следующую речную излучину, новый рассвет, новую подругу, – усмехнулся Тонолан.
– И все? Это все, чего ты ждешь от жизни?
– Разве в ней есть что-то другое? Ты родился, и потому ты должен прожить это время как можно лучше. Ну а когда-нибудь ты вновь вернешься к Матери. Что тут еще скажешь?
– Нет, жизнь не может быть столь простой. Наверняка в ней есть и какой-то иной смысл, иное значение.
– Если ты его найдешь, не забудь рассказать об этом мне, хорошо? – зевнул Тонолан. – А пока я приготовлюсь к встрече нового рассвета. Кстати говоря, одному из нас придется посидеть возле костра, иначе к утру от нашего мяса ничегошеньки не останется.
– Ложись, Тонолан. Я послежу и за костром, и за мясом. Я спать все равно не буду…
– Ох, Джондалар, Джондалар, и чего это ты так распереживался? Когда надоест сидеть – разбуди меня.
Когда Тонолан выбрался из палатки, солнце уже поднялось над горизонтом. Он протер глаза и потянулся.
– Ты что – так и просидел всю ночь? Что же ты меня не разбудил, я ведь тебя просил об этом, слышишь?
– Мне нужно было о многом подумать. Какой уж тут сон… Может, хочешь горячего чая из шалфея?
– Спасибо, – отозвался Тонолан, поспешив налить дышащую паром жидкость в деревянную чашу.
Он сел возле костра, держа чашу обеими руками. В воздухе явственно ощущалась прохлада раннего утра, трава поблескивала росой, на нем же была только набедренная повязка. Его вниманием завладели громко щебечущие пташки, порхавшие над прибрежными зарослями. Семья журавлей, жившая на поросшем ивняком островке, лакомилась рыбой.
– Ну и как – ты его нашел? – спросил он наконец.
– Кого – его? – удивился Джондалар.
– Смысл жизни. Вон как тебя ночью разобрало. И все-таки, хоть ты меня убей, я не понимаю, как можно не спать из-за этого всю ночь? Другое дело, если бы рядом с тобой была какая-то женщина. Может, кто-то из благословенных Дони прячется за теми ивами, а ты от меня это скрываешь?
– Так я тебе и сказал! – усмехнулся Джондалар. Улыбка его тут же смягчилась. – Брось ты свои шуточки, Маленький Брат. Я пойду с тобой до самого устья – если, конечно, ты сам не откажешься от этой затеи. Но ответь мне, что ты будешь делать потом?
– Все будет зависеть от того, что мы там найдем. Охо-хо… Уж лучше бы я спал. И чего это ты так разошелся? Впрочем, я рад, что ты принял такое решение. Надо сказать, я к тебе успел привыкнуть, хоть характер у тебя – хуже не бывает.
– Еще бы ты не был рад. Одно плохо – на подъем ты тяжел.
– Я? Что-то я тебя не понял. Если хочешь мне что-то предложить, выкладывай сразу, – мне уже надоело вялить это самое мясо.
– На это уйдет еще несколько дней, если только погода не изменится. Не знаю даже, говорить ли тебе о том, что я увидел…