На смену весне пришло лето, земля начала приносить плоды, которые постепенно созревали, и молодая женщина принялась собирать их. Она делала это скорее по привычке, чем по необходимости: у нее остались большие запасы пищи с прошлого года. Но Эйлу не радовало то, что у нее появилось свободное время: она не знала, чем его заполнить.
Даже когда у нее появилась возможность охотиться зимой, она все время придумывала какие-нибудь новые занятия. Эйла выделала шкуры чуть ли не всех животных, которых им удалось убить. Иногда она оставляла мех, а иногда срезала его, чтобы получить кусок гладкой кожи. Она плела корзины и циновки, вырезала сосуды. В пещере появилось множество орудий и всяческой утвари, которой хватило бы на целый клан. При этом она с нетерпением ждала, когда наступит лето и у нее появятся другие занятия.
Она обрадовалась, когда начался период летней охоты, и обнаружила, что, изменив часть приемов, может по-прежнему успешно охотиться вместе с Вэбхья, обходясь без лошади. За прошедшее время лев успел многому научиться, и при желании Эйла могла вообще отказаться от участия в охоте. У нее осталось много вяленого мяса, и к тому же когда Вэбхья уходил на охоту один, он, как правило, возвращался с добычей, и она всегда могла отрезать себе кусок мяса. Между женщиной и львом установились удивительные отношения. Он воспринимал ее как мать и подчинялся ей, они охотились вместе и чувствовали себя равноправными партнерами, вдобавок он был единственным существом, на которое она могла излить свою любовь.
Наблюдая за дикими львами, Эйла многое узнала об их привычках. Поведение Вэбхья подтвердило правильность сделанных ею выводов. Зимой пещерные львы охотились днем, а в теплое время года – по ночам. Несмотря на весеннюю линьку, мех у Вэбхья остался густым, и в теплые летние дни ему было так жарко, что он не мог охотиться: погоня требовала больших затрат энергии и ему не хватило бы сил. Поэтому в дневное время он в основном спал, укрывшись в глубине прохладной пещеры. Зимой, когда свирепствовали ветры, дувшие с севера, где находился ледник, ночью становилось так холодно, что даже самый густой мех не спас бы львов от погибели, и они прятались в пещерах, служивших укрытием от ветра. Пещерные львы были хищниками, обладавшими отличной приспособляемостью. Цвет меха и густота ворса менялись в зависимости от климата, с изменением условий охоты появлялись новые навыки, лишь бы было на кого охотиться.
Проснувшись утром на следующий день после того, как она рассталась с Уинни, Эйла приняла решение, увидев, что Вэбхья притащил в пещеру тушу молодого гигантского оленя с желтовато-коричневой пятнистой шкурой и улегся спать рядом с ней. Она уйдет из долины и непременно отправится дальше, но не этим летом. Льва еще рано оставлять одного, он слишком молод. Дикие львы не примут его в свой прайд, он погибнет в схватке с вожаком. Пещера послужит ему надежным прибежищем, которое будет необходимо ему до тех пор, пока он не найдет себе львицу и не обзаведется собственным прайдом.
Айза велела ей отыскать соплеменников, найти мужчину себе под стать. Когда-нибудь она продолжит поиски. Но она испытала облегчение, подумав о том, что сможет еще какое-то время пожить на свободе, не вступая в общение с людьми, чьи обычаи ей не известны. Впрочем, на душе у нее стало легче и по иной причине, хотя она не сознавала этого. Ей не хотелось уходить, пока оставалась хоть тень надежды на то, что Уинни вернется к ней. Эйла отчаянно скучала по лошади, которая стала ее спутницей, с тех пор как она поселилась в долине, и которую она очень любила.
– Вставай, ленивец, – сказала Эйла. – Давай прогуляемся и, может быть, поохотимся. Ты никуда не выходил прошлой ночью. – Она растормошила льва и пошла к выходу из пещеры, подав ему сигнал «За мной». Вэбхья приподнял голову, широко зевнул, обнажив острые клыки, встал и неохотно поплелся следом. Вэбхья не испытывал голода, как и Эйла, и предпочел бы еще поспать.
Накануне она собирала лекарственные растения. Ей нравилось это занятие, к тому же оно вызывало в памяти приятные воспоминания. В юные годы, живя среди людей Клана, она с радостью отправлялась собирать растения для Айзы: это давало ей возможность хоть на какое-то время укрыться от пристального взгляда тех, кто спешил осудить любой поступок, выходивший за рамки общепринятого поведения, вздохнуть свободно, следуя без оглядки природным наклонностям. Потом она стала обучаться искусству исцеления, и приобретенные ею знания стали неотъемлемой частью ее личности.
Стоило ей увидеть какое-либо растение, как она тут же вспоминала о его лекарственных свойствах: в ее мозгу укоренилась связь между внешним видом растения и способами его использования. Так, глядя на висящие в теплой темной пещере пучки репешка – высокого многолетнего растения с зубчатыми листьями и крохотными желтыми цветочками, растущими на сужающихся к концу цветоножках, – она сразу вспоминала, что настой из высушенных цветков и листьев репешка – хорошее средство при ушибах и внутренних повреждениях.
Листья копытня – которые и впрямь напоминали формой копытце, – разложенные на сплетенных ею сетках для сушки, помогали при астме – больному следовало подышать дымом, образующимся при горении сухих листьев, – а также входили в состав отвара, смягчающего кашель, и служили отличной приправой для пищи. Когда взгляд Эйлы останавливался на больших покрытых пушком листьях окопника, сушившихся вместе с его корнями на солнце, она начинала думать о том, что это незаменимое средство для восстановления костей и заживления ран. Она знала, что яркие цветы ноготков применяют для обработки открытых ран, при внутренних и кожных язвах, что настоем из цветков ромашки можно промывать царапины, а также его можно пить для улучшения пищеварения, что, если подержать на солнце сосуд с залитыми водой лепестками шиповника, через некоторое время получится прекрасный, душистый, немного вяжущий настой для кожи.
Она собрала все эти растения затем, чтобы заменить оставшиеся с прошлого года травы свежими. Эйла постоянно следила за тем, чтобы там были средства на самые разнообразные случаи, ведь это доставляло ей удовольствие и помогало сохранить приобретенные навыки. Но в тот день она заметила, что почти все свободное место занято и повсюду разложены подсыхающие листья, цветки, корни растений и куски древесной коры, а значит, новые собирать бессмысленно – их будет некуда деть. Ей стало скучно, но она никак не могла придумать, чем бы еще заняться.
Эйла спустилась к каменистому пляжу, обогнула выступ и побрела вдоль кустов, тянувшихся полосой по берегу реки. Пещерный лев плелся следом за ней, издавая своеобразные звуки – «хнга, хнга, хнга». Эйла давно уже поняла, что так он разговаривает. Другие львы тоже издавали подобные звуки, но голоса их звучали по-разному, и она могла бы узнать Вэбхья по голосу, даже не видя его, и она не спутала бы его рычание ни с чьим другим. Сначала у него словно что-то начинало клокотать в груди, затем раскаты набирали силу, и, если она оказывалась где-то неподалеку, у нее начинало звенеть в ушах от этого басовитого рыканья.
Добравшись до валуна, возле которого она обычно делала передышку, Эйла остановилась. Мысль об охоте не особенно ее прельщала, но она никак не могла понять, чего же ей хочется. Вэбхья ткнулся носом ей в плечо, требуя уделить ему внимание. Она почесала льва за ушами, погладила по гриве. Мех у него стал темнее, чем зимой, но сохранил бежевый оттенок, а грива приобрела сочный рыжий цвет, как будто ее выкрасили красной охрой. Он поднял голову, чтобы она смогла почесать его под подбородком, и громко заурчал от удовольствия. Эйла вытянула руку, чтобы почесать его с другой стороны, и вдруг заметила нечто новое для себя: его макушка находилась почти вровень с ее плечом. Он стал одного роста с Уинни, но тело у него было куда массивнее. Эйла только теперь поняла, до чего он уже большой.