Путь через равнину | Страница: 152

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Я не помешала тебе, Эйла?

— Нет, входи.

Юная женщина села на постель напротив Эйлы.

— Ш'Армуна сказала, что ты уезжаешь.

— Да, через день или два.

— Я думала, что ты останешься на Обжиг.

— Я хотела, но Джондалар очень беспокоится. Он говорит, что нам нужно перейти ледник до весны.

— Я кое-что сделала и хотела подарить тебе после Обжига. — Кавоа вынула из-под рубашки кожаный сверток. — Я все же хочу дать это тебе, но если это намокнет, то разрушится. — Она подала сверток Эйле.

Внутри находилась великолепно вылепленная из глины голова львицы.

— Кавоа! Это прекрасно! Более того, это сама суть пещерной львицы. Не знала, что ты такая искусница.

Молодая женщина улыбнулась:

— Тебе понравилось?

— Я знала одного человека из племени Мамутои, который был резчиком по кости. Замечательный художник. Он показывал мне, как надо воспринимать резьбу и рисунок, и уверена, что он высоко оценил бы это.

— Раньше я вырезала фигурки из дерева, кости, рога. И делала это всю мою жизнь. Вот почему Ш'Армуна взяла меня к себе в обучение. Она так хорошо относится ко мне. Она пыталась помочь нам… И к Омел она хорошо относилась. Она позволила Омел хранить свой секрет и никогда не задавала вопросов. А многие так любопытны. — Кавоа опустила глаза и, казалось, с трудом удерживала слезы.

— Ты скучаешь по друзьям. Тебе не хватает твоих друзей, — мягко сказала Эйла. — Должно быть, Омел было трудно сохранить свой секрет?

— Омел не должна была открывать эту тайну.

— Из-за Бругара? Ш'Армуна говорила, что он грозился сильно наказать ее…

— Нет, не из-за Бругара или Аттароа. Мне не нравился Бругар, я помню, хотя была ребенком, как он ругал Аттароа за Омел, но я думаю, что он боялся Омел больше, чем она его, и Аттароа знала почему.

Эйла поняла, что беспокоило Кавоа.

— И ты знала тоже? Молодая женщина нахмурилась.

— Да, — шепнула она и посмотрела прямо в глаза Эйле. — Я надеялась, что вы будете здесь, когда наступит время. Я хочу, чтобы с моим ребенком было все в порядке, не как…

Не было необходимости продолжать или подробно объяснять. Кавоа боялась, что ее ребенок может родиться с физическими недостатками.

— Я еще не уезжаю, и кто знает? Мне кажется, что роды уже скоро. Возможно, мы еще будем здесь.

— Надеюсь. Вы сделали так много для нас. Жаль, что вы не приехали прежде, чем Омел и другие…

Эйла увидела, как в ее глазах заблестели слезы.

— Тебе не хватает друзей, но вскоре у тебя будет твой собственный ребенок. Это поможет тебе. Ты подумала об имени?

— Сначала я не думала об этом. Не стоило думать об имени мальчика, и я не знала, разрешат ли мне назвать девочку. А сейчас, если будет мальчик, то не знаю, дать ему имя в честь брата или… другого человека, которого я знала. Но если родится девочка, я хочу назвать ее в честь Ш'Армуны. Она помогала мне видеть… его. — Она горестно зарыдала.

Эйла обняла молодую женщину. Пусть горе выплеснется наружу… Кавоа все еще переполнена печалью, и этому чувству надо дать выход. Эйла надеялась, что ритуал, который собиралась провести Ш'Армуна, поможет этому. Справившись с рыданиями, Кавоа вытерла глаза тыльной стороной ладони. Эйла оглянулась в поисках чего-нибудь, чем можно было вытереть мокрое от слез лицо. Она развязала сверток и протянула женщине мягкую кожу. Но когда Кавоа увидела, что находилось в свертке, она широко раскрыла глаза. Это была мунаи — маленькая фигурка женщины, вырезанная из кости, но у этой мунаи было лицо. Лицо Эйлы!

Она отвела взгляд, как если бы увидела нечто недозволенное, вытерла глаза и быстро ушла. Нахмурившись, Эйла опять завернула статуэтку, вырезанную Джондаларом. Она знала, что напутало Кавоа.

Пытаясь выбросить все это из головы, она взяла мешок с огненными камнями и высыпала их, чтобы посмотреть, много ли осталось серовато-желтых камней железистого пирита. Эйла собиралась дать один Ш'Армуне, но не знала, хватит ли на подарки родным Джондалара. Она решила расстаться с одним куском и выбрала довольно большой камень.

Покинув помещение, Эйла заметила Кавоа, выходящую из большого дома. Поймав ее взгляд, Эйла улыбнулась ей. Кавоа тоже улыбнулась, но немного нервно. Эйла вошла, Ш'Армуна встретила ее как-то странно. Оказывается, работа Джондалара вызвала некоторое замешательство. Эйла дождалась, когда они с Ш'Армуной остались одни.

— Я хочу кое-что дать тебе, прежде чем мы уедем. Я обнаружила это, когда жила в Долине. — Она раскрыла ладонь, показывая камень. — Думаю, это пригодится тебе для Огненного Ритуала.

Ш'Армуна вопросительно посмотрела на камень.

— Непохоже вроде бы, но внутри он таит огонь. Хочешь — покажу.

Эйла подошла к кострищу, достала веточки, стружки, обложила крутом тростником, приготовила еще дров и, нагнувшись, ударила пиритом по кремню. Вылетела большая горячая искра и попала на веточку. Эйла стала раздувать дымок, и вдруг чудесным образом появился огонь. Она добавила веточек, чтобы поддержать пламя. Ошеломленная, Ш'Армуна с изумлением глядела на нее.

— Кавоа сказала мне, что видела мунаи с твоим лицом, а сейчас ты сотворила огонь. Кто… кто ты?

Эйла улыбнулась:

— Эту фигурку вырезал Джондалар, потому что любит меня. Он сказал, что хотел уловить мою душу. Затем он подарил ее мне. Это не дони и не мунаи. Это просто выражение его чувств. А насчет огня… Я покажу, как это делается. Это не я творю огонь, а вот этот камень.

— Можно войти? — Женщины обернулись и увидели Кавоа. — Я забыла варежки и вернулась за ними.

Ш'Армуна и Эйла переглянулись.

— А почему нет? — сказала Эйла.

— Кавоа — моя помощница, — заметила Ш'Армуна.

— Тогда я покажу вам обеим, как действует огненный камень.

Когда она вновь высекла огонь и дала им возможность сделать то же самое, у них стало легче на душе, но они не переставали удивляться свойствам странного камня. Кавоа даже осмелела настолько, чтобы спросить Эйлу о мунаи:

— Эту фигурку…

— Джондалар вырезал ее для меня, после того как мы встретились. Этим он хотел показать свое чувство ко мне.

— Ты хочешь сказать, что если бы я захотела показать, как важно то, что я думаю об этом человеке, то могла бы вырезать его лицо?

— А почему бы и нет? Когда ты делаешь мунаи, ты знаешь, почему ты делаешь это. У тебя есть где-то внутри особое ощущение, не так ли?

— Да, и соответственно совершаются определенные ритуалы.

— Именно чувство, вкладываемое в это, определяет разницу.

— Таким образом, я могу вырезать или слепить чье-либо лицо, если чувство, которое я вложу в работу, будет верным.