– Мне и моему сыну давно пора спать, – сообщила женщина низким грудным голосом.
– Как мило! – оскалился Максим. – Вам – пора, а мы – давно уже спали, знаете ли. Пока вы не разбудили нас самым бесцеремонным образом.
– Повторяю, – холодно произнесла дама, – это купе – для инвалидов. Извольте освободить его немедленно.
– Может, вам заодно и полы вымыть? – поинтересовался Танкован. – И вставную челюсть положить в стаканчик?
– Что за вздор? – крикнула Михеева. – Максимка, вызови проводника!
– Проводник! – гаркнул он в глубь коридора. – Срочно подойдите сюда! Здесь два клиента, сбежавшие из психлечебницы!
– Проводника нет, – сообщила женщина тоном, от которого у Танкована побежали мурашки по спине. – И не заставляйте меня применять силу. – Она толкнула кресло вперед. – Убирайтесь по-хорошему!
– Да что ж это такое! – Максим взвыл от боли: коляска наехала ему на ногу. – Пошла вон, старая грымза! – Он попытался выпихнуть незваных гостей из купе и закрыть дверь, но женщина отчаянно сопротивлялась и толкала кресло вперед. Небритый мужчина в желтой рубашке недоуменно таращился то на мать, то на ее противника, потом вдруг плаксиво скривился и заскулил басом:
– Ма-е-эээээ!
– Убивают! – истошно завопила дама. – Помогите!
Неожиданно распахнулась дверь одного из соседних купе, и в коридор выскочил Блатов. Как был – голый по пояс, в домашних шлепанцах – он бросился на помощь орущей женщине.
– Стоять, сморчок! – Рыжий оперативник ухватил Максима за шею, вытащил из купе и, заломив руку за спину, повалил на пол. – Тебе конец, Танкован! Допрыгался, герой-любовник!
– Не трогайте его! – закричала Михеева. – Неприятностей хотите, капитан? Я как адвокат вам их обещаю!
– Он пытался убить женщину с инвалидом! – заявил Блатов, тяжело дыша.
– Немедленно отпустите его! – потребовала Татьяна. – А с инвалидами мы сейчас разберемся! – Она грозно повернулась к даме: – Покажите ваши билеты, гражданка! Живо!
Оперативник, пыхтя, поднялся с пола.
– Вы чего раскомандовались, товарищ адвокат?
– Эта особа разбудила нас, ворвалась в купе, требуя, чтобы мы убирались вон. – Татьяну трясло от возмущения. – И я хочу знать – на каком основании?
Максим тоже поднялся на ноги и, зло отпихнув Блатова, отправился к себе.
– Я никуда отсюда не уйду, так и знайте! – заявил он. – Даже если придет толпа инвалидов!
Женщина тем временем достала билеты и протянула их оперативнику.
– Вот, пожалуйста. Все – на законных основаниях.
Тот, щурясь, вгляделся в документы и сконфуженно почесал нос:
– Простите, сударыня, но ваше купе там, в конце вагона.
– Странно… – фыркнула та. – Очень странно.
Блатов услужливо развернул кресло.
– Давайте я вам помогу…
– Ну что ж, сделайте милость, – разрешила женщина и первая двинулась по коридору.
Рыжий поспешил за ней, толкая перед собой коляску с хнычущим мужчиной и увещевая на ходу:
– Отдохнете, выспитесь как следует, наберетесь сил, а завтра напишем заявленьице, опаньки?..
Татьяна проводила его презрительным взглядом и хмыкнула:
– Наш оперуполномоченный, наверное, сошел с ума, если потащился за нами в Сибирь.
Максим выглянул из купе.
– Ты сама говорила: он теперь от меня не отстанет.
– Говорила, – согласилась Татьяна. – Но не ожидала от него такой прыти. – Она сложила руки на груди и задумчиво прищурилась: – Хотя знаешь, может, это и к лучшему.
– Ты о чем? – не понял Танкован.
– Хорошо, что он будет рядом, когда мы выведем на чистую воду твоего сыроярского недоброжелателя, – пояснила Михеева. – И помощь какая-никакая, и свидетель в одном лице.
– Ну да, – хмыкнул Максим. – Только если он меня раньше на чистую воду не выведет. Вон, опять пошел «заявленьице» клянчить. Того и гляди или покушение на убийство состряпает, или терроризм.
– Ну, чтобы этого не случилось, у тебя есть я. – Татьяна чмокнула его в щеку. – Пойдем спать, любимый…
– Славный день и веселая ночка…
Спустя сутки с Максимом произошел несчастный случай.
Ночью он побрел в туалет, а когда вышел, решил подышать в тамбуре свежим воздухом. Танкован всегда считал, что ночью хорошо думается, а поезд – лучшее место для таких раздумий. Вокруг – никого, ветер ерошит волосы, пахнет дымком и смолой, мимо проносятся спящие леса и бескрайние черные степи. Бескрайние – как его жизнь.
Он вышел в тамбур, поднял ступеньку и, легко распахнув входную дверь вагона, подставил лицо бушующему эфиру. Молодое тело, обдуваемое ветром странствий, перемен и свершений, трепетало. Глаза слезились от сладкой тоски и смелых надежд. Ему скоро двадцать четыре. Судьба, трепавшая его недавно, как этот ночной ветер, теперь улыбнулась, великодушно позволив расправить легкие и широко раскрыть глаза, устремленные в будущее. Колеса безумствовали на стыках, и наверное, так же сильно, громко и смело колотилось его сердце. Поезд летел навстречу новому дню, а Максим – навстречу новой жизни.
Он не успел испугаться. Он даже не сразу понял, что произошло. Ледяной ужас пронзил все его существо только тогда, когда, чудом ухватившись за поручень, он забился в конвульсиях снаружи летящего вагона. Извиваясь, как червяк на рыболовном крючке, Максим поймал ногой выступ ступеньки, втащил свое тело обратно в тамбур и рухнул на грязный пол, хватая ртом воздух. Он оказался на волосок от гибели, от нелепейшей и жуткой смерти именно в тот момент, когда собирался жить. И от этой мысли становилось страшно. Но еще страшнее было другое! Танкован готов был поклясться, что его толкнули в спину! Он до сих пор чувствовал чью-то руку между лопаток.
Максим вбежал в вагон, распахнул дверь своего купе и бросился к спящей Татьяне:
– Таня! Милая! Проснись! – Его трясло, как в лихорадке. – Умоляю, родная!
– Что случилось? – Михеева рывком села, моргая и пытаясь продрать глаза.
– Меня хотели убить! – закричал Танкован.
– Что?! – Она мигом проснулась. – Убить? Тебя?
– Минуту назад! В тамбуре!
Он дважды рассказал ей о том, что произошло, но она отказывалась верить:
– Это бред какой-то, Максимка… Какая-то чудовищная фантасмагория. Кому понадобилось караулить тебя ночью там, где ты никогда не появляешься, поскольку не куришь?
– Возможно, убийца давно выбирал подходящий момент, чтобы расправиться со мной, – предположил он. – А тут подвернулся удобный случай.
– Какой убийца?! – вскричала Михеева. – О ком ты говоришь?
– А как ты думаешь? – Максим сузил глаза. – Кто в этом поезде имеет причины ненавидеть меня?