– А в самом деле, вы не хотите что-нибудь сказать? – осведомился у Максима Пал Палыч.
– Мне нечего сказать, – хрипло ответил тот. – Кроме того, что я потрясен и подавлен.
– Между тем это далеко не все новости. – Следователь достал из папки еще несколько листов. – У нас готова баллистика. Наш пистолетик совсем недавно засветился еще в одном деле. – Он поднял голову и внимательно посмотрел на Танкована. – Из него был застрелен некто Свирский Теодор Исаевич.
Максим похолодел. Он вдруг почувствовал, что будет дальше. Ладони разом вспотели, во рту появился противный железный вкус, а перед глазами забегали яркие точки.
– Знаете такого? – осведомился Пал Палыч и на всякий случай повторил по складам: – Свир-ский Те-о-дор…
– Нет, – едва слышно ответил Танкован. – Не знаю.
– Я так и думал, – кивнул следователь. – Однако наши коллеги из Сыроярска…
– Из Сырого Яра, – поправил Блатов.
– Спасибо, – холодно поблагодарил его Пал Палыч. – Так вот, наши коллеги из Сыроярска уверены в обратном. – Он, как фокусник, извлек из папки копию черно-белого снимка, распечатанную на плохом принтере, и выложил перед Максимом. – Это фоторобот подозреваемого в убийстве, а это… – он ловко прикрыл снимок документом, выполненным на бланке МВД, – …результаты оперативно-розыскных мероприятий. Ознакомьтесь, это весьма любопытно.
Танкован точно прикипел к стулу. Он тупо уставился на милицейскую «птичку» в верхнем углу бланка и не шелохнулся.
– Наши коллеги, – упиваясь произведенным эффектом, продолжал следователь, – легко узнали вас на этой, прямо скажем, не очень хорошей фотографии. Кроме того, они установили, что господин Свирский провел двое суток в вашем доме, Максим Семенович, а потом отправился прямиком в Москву на встречу с вами. Оперуполномоченный Корж ссылается на показания супругов Танкованов и некоей Маргариты Байкаловой.
– Корж – подонок! – крикнул Максим. – Он просто мстит мне, понимаете? А Марго – дешевая шлюха! Подлые твари!..
– А ваши родители? – полюбопытствовал Пал Палыч. – Они тоже… подлые? – И не дождавшись ответа, сгреб со стола бумаги и фотографии. – У нас имеются основания для объединения двух эпизодов в одно уголовное дело.
– И еще – кастрированный Кушев, – напомнил Блатов. – До кучи.
Максим потрясенно молчал.
– У вас есть адвокат? – осведомился следователь.
– Имеется, – ответил за Танкована рыжий опер.
– Боюсь, он вам в скором времени понадобится.
– Она, – поправил Блатов и громко рыгнул.
В оконных рамках за прозрачными голубыми занавесками теснилась ночь. Под потолком горели только две лампы, и в их подслеповатом свечении и плита, и пузатая хромированная вытяжка, и шкафчики, и пеналы, и фальшивая мраморная столешница, и даже пол, выложенный серой плиткой, казались нелепыми пазлами, вставленными не туда, куда нужно. В колонках музыкального центра что-то печально потрескивало.
– Ты обманул меня! – кричала Татьяна, расхаживая взад-вперед по кухне. – Впервые за долгие годы я доверилась мужчине, была готова раствориться в нем, а он меня предал!
Максим сидел за столом, понурив голову и запустив в волосы пятерню. Перед ним в огромной кружке стыл, покрываясь жирной пленкой, крепкий кофе. Нетронутый и уже подсохший круассан лежал рядом – весь сегодняшний день ему кусок не лез в горло.
– Я был с тобой предельно искренним и честным во всем, – возразил он. – Но не мог же я, в самом деле, загружать тебя своими дикими, невообразимыми проблемами.
– Все равно ведь – загрузил! – Михеева всплеснула руками. – Только теперь вместе с проблемами приходится расхлебывать еще и ложь.
– Я не лгал тебе, – упорствовал Максим. – Ты – единственная женщина, которой…
– Которой можно сказать, что просидишь до утра на работе, – подхватила она. – А самому отправиться к любовнице!
– У меня нет любовницы! И не было.
– Ах, прости, – скривилась Татьяна. – Не к любовнице, конечно, а к невесте! – Она схватилась за голову. – Подумать только! Заявление в ЗАГС датировано вчерашним числом! Какая же я дура! Дура! Дура!
– Послушай! – Танкован выскочил из-за стола и попытался ее обнять. – Это чушь! Сплошное недоразумение! Я и не думал жениться.
– Ты сам – сплошное недоразумение. – Адвокатесса отстранилась от его объятий. – Жениться не думал, а в ЗАГС побежал! И после этого… – она зажмурилась, – ты лег со мной в постель!
– Выслушай меня!
– Лег в постель! – Михеева вдруг залилась слезами. – Целовал меня, а думал о другой!
– Я думал только о тебе! – закричал Максим. – Пойми: поход в ЗАГС – это обманка, трюк! Мне нужно было выиграть время.
– Обманка? – Татьяна подняла на него гневные, полные слез глаза. – А наши отношения – тоже трюк?
Он схватил ее за плечи, усадил на стул, а сам рухнул перед ней на колени.
– Прошу тебя, верь мне! Светка меня шантажировала! Она грозилась пойти в милицию и донести… в смысле, оклеветать… Словом, я бы потом долго отмывался. Мне неоткуда было ждать помощи. Я решил ее перехитрить: потащил в ЗАГС, чтобы выиграть время. Расчет прост: два месяца можно не тревожиться, что девчонка наделает глупостей, а там, глядишь, все само собой образуется.
– Что образуется? – Михеева сердито тряхнула головой.
– Ну… – Он пожал плечами. – С убийством все прояснится, настоящего преступника поймают.
– За два месяца? – хмыкнула адвокатесса. – В полном «глухаре»?
– Ну, или Светка сама образумится, мстить передумает, угрожать перестанет…
Татьяна подняла голову, чтобы унять слезы.
– И все эти шестьдесят дней и ночей ты бы разрывался между нами? – Она закусила губу. – Прыгал из постели в постель?
– Что ты! – Максим обхватил ее колени. – Я вообще бы с ней не виделся! Честное слово! Я кучу отговорок придумал.
– Ты и для меня придумал отговорку, – с горечью напомнила Татьяна. – Новая должность! Придется торчать на работе до утра, чтобы успеть к планерке!
– Это не так! – Он страдальчески поморщился. – Я предположить не мог, что меня жестоко разыграют бывшие коллеги, и всерьез готовился к повышению. А сегодня оказалось, что это – дурацкая шутка. Кому-то показалось забавным сообщить мне о новом назначении, в то время как на самом деле меня попросту сократили!
– Что за идиотские выходки? – возмутилась Михеева.
Максим уронил голову ей на колени.
– Я ни на кого не сержусь, милая… Но они сделали мне очень больно. Очень…
– Ты тоже причинил мне боль, – вздохнула она.
– Прости! Прости! Прости, моя родная. – Танкован попеременно целовал ей руки. – Ты представить себе не можешь, каково мне. – Казалось, он сейчас расплачется. – Я терпеть не могу ложь. И когда мне пришлось хитрить… Когда пришлось изворачиваться, чтобы защитить себя от клеветы, шантажа и подлости… Я думал, что мое сердце разорвется. Ведь больше всего на свете я боялся ранить тебя, причинить тебе страдание. – Он поднял голову и с жаром воскликнул: – Я пытался оградить тебя от своих неприятностей!