Маргарита беспомощно обвела глазами собравшихся, словно ища поддержки. К ней со всех сторон были обращены напряженные взгляды – сочувственные, насмешливые, но в основном – враждебные и недоверчивые.
– Евгений Игоревич… хотел меня изнасиловать, – пролепетала она.
По толпе прошелестел смешок.
– Байкалова! – не выдержала «вобла». – Оставь эти байки для девочек-малолеток! Журналов, конечно, слаб на передок, но ему нет нужды никого насиловать. – Она насмешливо огляделась. – Мы здесь все свои и прекрасно знаем, что можно по пальцам пересчитать тех, кто не побывал у него в постели!
– Вам тоже довелось? – осведомился Корж.
– Нет! – резко ответила Тамара Игнатьевна. – Я не по этим гайкам, молодой человек! Но как старшая медсестра знаю все и про всех. Наши дурочки у Журналова – по записи. – Она вновь повернулась к Маргарите: – Так что не рассказывай нам здесь про свое целомудрие!
– Вот как? – удивился Корж, и в его глазах промелькнул злой огонек. – Значит, и Маргарита Байкалова… как вы говорите… по записи?
Старшая медсестра передернула плечами.
– Да уж не ангел ваша Марго. – Она откинулась на стуле. – Вы лучше спросите у нее, как она оказалась ночью в ПИТе, если там не было ни одного пациента! Насильник Журналов, получается, схватил ее, орущую и сопротивляющуюся, взвалил на горб и потащил через все отделение в палату интенсивной терапии? Зачем? Почему тогда не в операционную и не к главврачу?
Среди собравшихся опять пробежал смешок.
– Кабинет самого Журналова – гораздо ближе, – продолжала «вобла». – И нет риска, что кто-нибудь из больных проснется и выйдет в коридор. Да и постелька там у него всегда приготовлена!
– Это точно, – подтвердил кто-то. – Евгений не насильник. Он просто старый, потасканный котяра.
У Маргариты текли по щекам слезы. Она стояла, опустив руки, словно на эшафоте, и вздрагивала от всхлипываний.
– Ну что же ты? – скривился Корж. – Объясни коллеге, зачем потащилась в ПИТ со старым котярой? Говори, Марго!
– На меня напали в темноте… – едва слышно ответила та. – Усыпили хлороформом…
– Где? В туалете? – холодно уточнил оперативник.
– Скорее всего – в процедурной! – язвительно вставила Тамара Игнатьевна. – Это ее любимое место отдыха.
– Во всем отделении погас свет, – пояснила Маргарита. – Я пошла к электрощиту…
– Нонсенс! – прокомментировала «вобла», обращаясь к Коржу. – У нас не может просто так погаснуть свет. Это все же больница!
– Очнулась я уже в ПИТе, – продолжала девушка. – Под капельницей, раздетая, привязанная к кровати и подключенная к аппарату жизнеобеспечения… Потом пришел врач Журналов…
Собравшиеся дружно засмеялись.
– Нынешняя молодежь – поколение извращенцев! – весело сообщила Тамара Игнатьевна и потрепала оперативника за локоть: – Не в обиду будет сказано.
– Что вы имеете в виду? – удивился тот.
– Простого, доброго секса им уже недостаточно, – пояснила «вобла». – Все – с вывертами, с болезненными придумками, с дурацкими играми.
– Ничего себе игра, – покачал головой молодой опер. – Дикость какая-то. Аппарат жизнеобеспечения, капельница, ножницы…
Корж подошел к Маргарите и, взяв ее за подбородок, заглянул ей в глаза.
– Может, ты нездорова? – спросил он. – Может быть, тебе действительно нужен хороший врач, если ты не в состоянии справиться с глупыми фобиями и нелепыми фантазиями? Я ведь предупреждал тебя, Марго: перестань быть наивной и жалкой, выбрось из головы свои подозрения и вечные страхи, не раздражай людей.
– Ты никогда мне не верил… – тихо сказала она. – И никогда не был мне другом…
– Другом? – воскликнул Корж. – То-то и оно! Ты всегда меня числила только приятелем, школьным товарищем, жилеткой для соплей – и не более того! Ты до сих пор не поняла, что такое отношение оскорбляет мужчину, унижает его!
– Я тебя унизила? – Маргарита не верила ушам.
– Ты мне всегда давала понять, что между нами – дистанция, что я недостоин тебя, потому что не умею складно брехать, как твой физик! Тебе всегда казалось, что я недостаточно добр, а я просто знаю жизнь, Маргарита, и вижу людей насквозь.
– Настоящая «Кармелита» в постановке Рауфа Кубаева! – воскликнула Тамара Игнатьевна. – Мелодрама в живых декорациях! – Она постучала костяшками пальцев по столу. – Может быть, перейдем к делу?
– Я как мог помогал тебе, – не обращая внимания на «воблу», продолжал Корж. – И сделал все, чтобы тебе спокойно работалось в коллективе. А ты… – он закрыл глаза и поиграл желваками, – …распутничаешь! И калечишь людей…
– Как вам не стыдно! – раздался голос, и все разом повернули головы к Антиоху.
– Что? – прищурился Корж. – Это кто там меня стыдит?
Бородач шагнул вперед. Он был в больничной пижаме и своих неизменных шлепанцах. На широком лице, неожиданно утратившем следы юродства и детского простодушия, все еще были заметны ссадины от недавних побоев.
– Вы же любите эту женщину, – произнес Антиох, кивая на Маргариту. – Зачем умышленно втаптываете ее в грязь? Почему самоутверждаетесь за счет тех, кто добрее, а значит, слабее вас?
Корж театрально развел руками.
– Полюбуйся, Марго, до чего ты докатилась! Твоим единственным другом, – он повернулся к аудитории, – а я подчеркиваю это слово – другом! – оказался грязный и вонючий бомжара, местный дурачок, попрошайка и неудачник!
– Ты не оговорился, Антиох? – широко улыбаясь, воскликнула «вобла». – Добрый – значит слабый? То есть зло сильнее добра, философ?
– Нет, – серьезно ответил бородач. – Добро – сильнее. Но – в конечном счете, понимаете? А до поры нам кажется, что все наоборот: миром правят мерзавцы и негодяи, а небо благоволит подлецам. – Он мотнул косматой головой. – Вот и сейчас видится, будто зло на коне. И нелегко выбить его из стремени.
– А ты попробуй, умник! – призвал его Корж. – У мужиков есть одно правило: сказал А, говори и Б. Отвечать за слова – гораздо труднее, чем их плести.
– Плести – тоже непросто, – возразил Антиох. – Но вы правы: пришла пора отвечать…
– Ты зачем рот-то свой открыл? – не унимался Корж. – Чего выполз из норы? Хочешь продемонстрировать, какой ты крутой да добрый? Заступился за девочку, да? Как в школе учили? Как в пионерской организации? – Он схватил бородача за рукав. – Ну, давай, докажи всем, что добро сильнее зла! Обели запачканную грязью Маргариту Байкалову! Убеди нас, что она ни в чем не виновата! Назови настоящего злодея.
– Я думаю, – спокойно сказал Антиох, – что он сам себя назовет…
В холле воцарилась зловещая тишина. Корж, ухмыляясь, сложил руки на груди. Тамара Игнатьевна замерла, настороженно обводя глазами присутствующих. Молодой опер уронил на пол недописанный листок и смущенно кашлянул. Две медсестры из хирургического отделения испуганно прижались друг к дружке.