Эсменет вздохнула и сказала:
— Я ощущаю себя такой молодой…
Его грудь под ее щекой вздрогнула от беззвучного смеха.
— Ты молода… Это мир стар.
— Ох, Акка, что мы делаем?
— То, что должны.
— Нет… я не об этом. — Она тревожно посмотрела на его профиль. — Он увидит, Акка. Посмотрит на наши лица и сразу увидит… Он узнает…
Ахкеймион повернулся к ней. Старая боль непрошедшего страха.
— Эсми.
Фырканье лошади, громкое и близкое, заставило их замолчать. Они переглянулись в смятении и тревоге.
Ахкеймион подкрался к вытоптанной дорожке, отмечавшей их путь через заросли травы, притаился за низкой каменной стеной. Эсменет подошла следом. Там оказались всадники — явно имперские кидрухили, — выстроившиеся длинной цепью на высотах. Мрачные и бесстрастные рыцари смотрели на пламенеющий город. Кони нервно всхрапывали и перетаптывались. Судя по звону оружия, сзади приближались новые всадники — гораздо больше.
Конфас? Но его считали мертвым!
— Ты не удивлен, — прошептала Эсменет, внезапно все поняв. Она наклонилась к Ахкеймиону. — Скюльвенд говорил тебе об этом? Неужели его предательство зашло так далеко?
— Он рассказал мне, — ответил Ахкеймион, и его голос был таким растерянным и исполненным ужаса, что мурашки побежали по коже. — Велел предупредить Великие Имена… Он не хотел, чтобы со Священным воинством случилась беда. Думаю, прежде всего из-за Пройаса. Но… когда он ушел, я мог думать только… только… — Он запнулся, глаза его округлились. — Оставайся здесь. Сиди тихо!
Эсменет попятилась и съежилась, услышав в его голосе приказ. Она прижалась спиной к раздвоенному молодому стволу.
— О чем ты, Акка?
— Я не могу этого допустить, Эсми. У Конфаса целая армия. Подумай, что может случиться!
— Именно об этом я и думаю, дурак!
— Прошу тебя, Эсми. Ты — жена Келлхуса. Вспомни, что случилось с Серве!
Перед глазами Эсменет встала эта девочка, зажимающая рукой рот, словно так можно остановить кровь, хлещущую из перерезанного горла.
— Акка! — всхлипнула она.
— Я люблю тебя, Эсменет. Любовь дурака. — Он помолчал, сморгнул слезы, — Это все, что я сумел тебе дать.
Внезапно он выпрямился и, прежде чем Эсменет успела что-то сказать, вышел из развалин. В его движениях была кошмарная, не свойственная ему настойчивость. Эсменет рассмеялась бы, если бы не знала его.
Ахкеймион подошел к всадникам. Окликнул их.
Глаза его полыхали. Голос был подобен грому.
Император Икурей Конфас пребывал в необычно радостном настроении.
— Святой Шайме горит, — сказал он своим мрачным офицерам. — Войска сошлись в битве. — Он обернулся к старому великому магистру, обмякшему в седле: — Кемемкетри! Ведь твои адепты считают себя мудрыми? Скажи мне: если такое зрелище кажется нам прекрасным, как это говорит о природе людей?
Чародей в черных одеждах заморгал, пытаясь прояснить взор.
— Это значит, мы рождены для войны, о Бог Людей.
— Нет, — ответил Конфас игриво и непререкаемо. — Война — это ум, а люди тупы. Мы рождены для жестокости, но не для войны.
Не сходя с коня, император разглядывал лагерь айнрити и Шайме, полный дыма и огня. Кроме дряхлого великого магистра рядом с Конфасом на гребне холма стояли генерал Ареамантерас, несколько обожженных солнцем офицеров и члены корпуса гонцов. Ниже по склону возле развалин, которые они не удосужились осмотреть, развернулись кидрухили. Войско приближалось сзади, уже выстроившись в ало-золотом боевом порядке. Время было выбрано безупречно. Они высадились вчера ночью в чудесной маленькой бухте в нескольких милях выше по берегу. Даже ветра помогали им. И как…
Он захихикал, глядя на то, что творилось внизу. Багряные Шпили мелькали в тени Ютерума. Половина Священного воинства бежала без всякого порядка по дымящимся улицам. Фанайял ударил с юга от города, пытаясь опрокинуть упрямых тидонцев с фланга. Все точно так, как донесли разведчики.
Люди Бивня не знали о его прибытии. Это значит, что Сомпас, где бы он сейчас ни был, сумел перехватить скюльвенда. Целых четыре колонны! Копье в спину Священного воинства!
«И к кому же теперь благоволят боги, а, пророк?»
Порок, полученный во чреве матери… Вот и посмотрим.
Он снова рассмеялся, не обращая внимания на бледные лица своих офицеров. Внезапно ему показалось, что он способен провидеть будущее. Нет, здесь все не кончится. Нет! Война продлится, пойдет на юг до Селеукары, на Ненсифон, затем на запад, на Инвиши — и до самого Аувангшея и легендарных врат Зеума! Он, Икурей Конфас I, станет новым Триамисом, новым аспект-императором Трех Морей!
Нахмурившись, Конфас посмотрел на свиту. Как они могут этого не понимать? Все так очевидно. Но они смотрят сквозь дымку смертности. Они сейчас видят одно — их драгоценный Святой город. Но время покажет. А пока нужно просто…
— Кто это? — внезапно пробормотал генерал Ареамантерас. Конфас немедленно узнал этого человека. Друз Ахкеймион шел по травам к ним, его глаза и рот пылали… Вцепившись в хору, император крикнул:
— Кемемкет…
Но жар высосал воздух из его легких. Икурей слышал крики, и они растворялись, как соль в горячей похлебке. Он упал.
— Ко мне, император! — послышался старческий голос — Ко мне!
Он оказался на земле и покатился по траве, почерневшей как сажа. Великий магистр Сайка стоял над ним, его белые волосы трепетали в завихрениях воздуха, а колдовской голос был сильным, хотя Кемемкетри шатался. Прозрачные стены искажали облик колдуна Завета, который обернулся к дрогнувшим рядам кидрухилей. Полосы света рассекали шеренги воинов точнее любого приказа, сверкая в ближайших рядах имперской кавалерии. Всадники падали, но не мертвыми телами, а какими-то влажными частицами, катившимися по траве между бугорками.
Ослепительный свет перечертил все тени, и Конфас сквозь пальцы увидел солнце — оно светило сквозь черные тучи, вращавшиеся над головой адепта Завета. Огни хлестали со всех сторон полосами, изгибались арками. Конфас слышал свой воодушевленный и восторженный крик…
Но когда его глаза привыкли, пламя уже гасло и смыкалось вокруг незримой сферы. Теперь Конфас видел так же ясно, как в ночь в Андиаминских Высотах или во дворце сапатираджи в Карасканде: Друз Ахкеймион, невредимый, смеялся и пел.
Из ниоткуда раздался страшный удар. Воздух затрещал.
Кемемкетри упал на колено, смешно всхлипывая. Параболы света рассекли его полуразрушенную защиту. Послышался скрежет железных зубов, вгрызающихся в кости мира… Голос великого магистра дрожал от старческой паники, слова перемежались стонами.
Еще один удар, и Конфас упал лицом в пепел. В ушах стоял визг, но он еще слышал хриплый старческий вой.