Неумолимые глаза моргнули, и ничего более.
— Мне нужно… — набрался храбрости Саубон. — Мне нужно знать, что Последний Пророк говорит о… о жертве.
Кустистые белые брови конюха сошлись к переносице.
— Много что. Очень много… Я не понимаю.
— Если боги требуют… Надлежит ли приносить жертву, если того требуют боги?
— Нет, — ответил Куссалт, продолжая хмуриться. Почему-то ответ конюха, быстрый и уверенный, рассердил Саубона. Да что может знать этот старый дурак?
— Вы мне не верите, — произнес Куссалт; голос его был хриплым от усталости. — Но в том и слава Айнри Сейе…
— Хватит! — резко оборвал его Саубон.
Он взглянул на отрубленную голову и заметил за обмякшими, разбитыми губами блеск золотого зуба. Так вот он каков, их враг… Вытащив меч, он одним ударом сшиб голову с копья, выбив древко из рук Куссалта.
— Я верю в то, что мне нужно, — сказал принц.
«Древние говорили, что один колдун стоит тысячи воинов в битве и десяти тысяч грешников в аду».
Друз, Ахкеймион, «Компендиум Первой Священной войны»
«Когда щиты становятся костылями, а мечи — посохами, сердца многих охватывает смятение. Когда жены становятся добычей, а враги — танами, всякая надежда иссякает».
Неизвестный автор, «Плач по завоеванным»
4111 год Бивня, начало лета, неподалеку от равнины Менгедда
Рассвело, и чистый воздух разорвало пронзительное пение галеотских и тидонских труб.
Призыв к битве.
Вопреки всем стараниям фаним, предыдущий день был ознаменован воссоединением галеотской, тидонской и туньерской армии, здесь, на холмах к северу от Равнины Битвы. Помирившись, Коифус Саубон и Хога Готьелк договорились дойти до северного края равнины тем же вечером, в надежде укрепить свое преимущество. Они решили, что там их положение будет настолько прочным, насколько это вообще возможно. С северо-востока их будут прикрывать болота, в то время как на западе они смогут уйти в холмы. Неглубокая ложбина, по которой протекал ручей, питающий болота, оказалась довольно длинной, и айнрити решили построиться в линию. Склоны был слишком пологими, чтобы сорвать атаку противника, но так язычникам придется карабкаться по грязи.
Теперь же ветер подул с востока, и люди клялись, что чувствуют запах моря. Некоторые удивленно смотрели на землю у себя под ногами. Они спрашивали у других, спокойно ли тем спалось и не раздавался ли негромкий шум, похожий на шипение воды во время отлива.
Великие графы Среднего Севера собирали вассалов со свитами. Мажордомы выкрикивали приказы, стараясь перекричать царящий повсюду гам. В воздухе звенели радостные выкрики, и смех, и раскатистый топот копыт — это отряды рыцарей помоложе, уже подвыпивших, устремились на юг, желая оказаться в числе тех, кто первыми увидит язычников. Кружа по коврам смятой, истоптанной травы, тысячи людей готовились к битве. Жены и наложницы обнимали своих мужчин. Шрайские жрецы вели службы и для воинов, и для обслуги, сопровождающей войско. Тысячи людей становились на колени, бормотали молитвы, касались губами по-утреннему прохладной земли. Священники разнообразных культов нараспев произносили слова древних ритуалов, умащивали идолов кровью и дорогими маслами. Гильгаоалу принесли в жертву ястребов. В костры Темного Охотника, Хузьельта, полетели ноги разделанной антилопы.
Прорицатели кинули кости. Хирурги положили ножи калиться и собирали инструменты.
Солнце решительно поднялось над горизонтом, залив всю эту суматоху золотистым светом. Ветерок вяло теребил знамена. Тяжеловооруженные всадники сбивались в кучи и старались найти себе место в строю. То и дело по лагерю проезжали конные отряды; доспехи сверкали, на щитах красовались грозные гербы и изображения Бивня.
Внезапно со стороны тех, кто уже выстроился вдоль ложбины, донеслись крики. Казалось, будто весь горизонт пришел в движение, мерцая так, словно его посыпали металлическими опилками. Язычники. Кианские гранды Гедеи и Шайгека.
Рассыпая ругательства и выкрикивая команды, графы и таны Среднего Севера кое-как расставили людей вдоль северного края ложбины. Ручей уже превратился в черную илистую лужу, усеянную глубокими отпечатками копыт. На южном краю ложбины стояли пехотинцы, а перед ними толпились кучками айнритийские рыцари. Потом послышались испуганные возгласы — солдаты начали натыкаться в траве на кости, поверх которых еще сохранились ошметки сгнившей кожи или ткани. Останки предыдущего Священного воинства.
Распевалось множество гимнов, особенно среди пехотинцев, но вскоре их заглушил мерный ритм победной песни. Вскоре ее уже пел многотысячный хор. Всадники отмечали рефрены звучными возгласами. И даже кастовые дворяне, уже выстроившиеся длинными рядами, подхватили:
Война из наших смотрит глаз,
Нам тяжек ратный труд,
Но если битвы день угас,
Наш отдых боги чтут!
Эта песня была древней, как сам Север, — песня из «Саг». И когда айнрити запели ее вслух, то ощутили, как на них хлынула слава их прошлого, хлынула и связала воедино. Тысяча голосов и одна песня. Тысяча лет и одна песня! Никогда еще они не чувствовали себя так уверенно. Многих слова этой песни поразили, словно откровение. По загорелым щекам текли слезы. Войско охватило воодушевление; люди принялись бессвязно орать и потрясать оружием. Они стали единым целым.
Но если битвы день угас,
Наш отдых боги чтут!
Кианцы же, используя рассвет в качестве прикрытия, мчались им навстречу. Они были народом жаркого солнца, а не пасмурных небес и мрачных лесов, как норсирайцы, и казалось, будто солнце благословляет их своим великолепием. Его лучи сверкали на посеребренных шлемах. Шелковые рукава мерцали, превращая строй кианцев в разноцветную линию. А из-за строя несся рокот барабанов.
А айнрити все пели.
Но если битвы день угас,
Наш отдых боги чтут!
Саубон, Готьелк и прочие высокородные дворяне собрались для последнего краткого совещания, перед тем как разъехаться по местам. Несмотря на все их усилия, строй получился неровным, болезненно мелким в одних местах и бессмысленно глубоким в других. Между вассалами разных лордов вспыхивали споры. Некоего тана по имени Тронда, вассала Анфирига, пришлось прижать к земле, потому что он пытался заколоть ножом человека, равного ему по статусу. Но все же песня звучала так громко, что некоторые сжимали грудь руками, опасаясь, как бы не выскочило сердце.
Война из наших смотрит глаз,
Нам тяжек ратный труд.
Кианцы подъехали ближе, расходясь веером по серо-зеленой равнине, — бесчисленные тысячи всадников; казалось, их куда больше, чем предполагали военачальники айнрити. Грохот барабанов разносился над равниной, пульсируя, словно океанский прибой. Галеотские лучники, по большей части — агмундрмены из северных болот, вскинули луки и выпустили залп. На миг небо словно покрылось соломенной крышей, и навстречу приближающейся лаве язычников метнулась разреженная тень — но без особого эффекта. Фаним были уже близко, и теперь айнрити видели полированную кость их луков, железные наконечники их копий, их одеяния с широкими рукавами, реющими на ветру.