— Думаю, подойдет мой кабинет, — ответил Томас, резко поворачиваясь на каблуках, как деловой человек, каким он и был.
Томас попросил их удостоверения и просмотрел по пути в кабинет. После чего почувствовал себя болваном. Уж они-то точно смотрели на него как на болвана.
По многим мелким причинам Томас не доверял силам «укрепления закона» во всех многообразных обличьях. Однажды его соседом был коп из нью-йоркского департамента полиции — полный мудак. Нарциссизм. Вопиющая безалаберность, внешняя и внутренняя. Называйте как угодно. Затем был потрясный случай, когда Томас несколько лет назад заехал в какую-то дыру в Джорджии. Местный шериф стопорнул его потрепанный «фольксваген», из которого можно было выжать шестьдесят четыре, ну, шестьдесят пять миль в час, — за то, что он якобы гнал чуть ли не на все сто. Он до сих пор помнил выражение лица этого типа, наклонившегося к окну автомобиля: казалось, что тот проголодался, а он, Томас, был жареным цыпленком из Кентукки.
Но основная причина состояла в том, что он знал, какое хрупкое создание человек. Это была его работа — изучать все, что люди предпочли бы не знать о самих себе. Он знал, как быстро и как глубоко может исказиться их природа в зависимости от того, кто в данном случае обладает большей властью. Он знал поведенческие последствия подобных искажений и знал также, как часто в результате страдают ни в чем не повинные люди.
Отперев дверь, Томас пригласил трех агентов в бумажную тишину небольшой комнаты, служившей ему кабинетом. В отличие от некоторых коллег, он никогда не стремился превратить служебное помещение в некое подобие «дома». У него не было комфортабельных кресел для старшекурсников, никаких фотографий Ницше, Скиннера [7] или Че Гевары — только книги и стикеры.
Агенты внимательно просмотрели книжные полки. Привлекательная блондинка с умным видом провела пальцем по корешку его первой и единственной книги «Сквозь потемки мозга». Агент Атта, похоже, искала улики в виде порнографических картинок или наркотиков. Дэн Джерард был либо по натуре человеком беспокойным, либо его угнетал царивший вокруг беспорядок. Легкая форма обсессивно-компульсивного расстройства? [8]
— Так в чем дело? — снова спросил Томас.
— Сначала посмотрим вот это, — сказала Шелли, доставая из кармана серебристый диск.
У Томаса свело желудок. Они намеренно выбивали у него почву из-под ног, лишали любой возможности подготовиться к тому, что ему предстояло увидеть. Он понимал, что они будут следить за ним внимательно, изучать, как он будет реагировать…
Что, черт побери, происходит?
ФБР здесь, в его кабинете. Сюр какой-то.
Повернувшись к компьютеру, Томас внезапно расслабился, даже улыбнулся. То-то детям будет потеха, когда он им про это расскажет. «ФБР, папа? Не может быть!»
Должно быть, это какое-то недоразумение.
Они ждали, пока загрузится программа. Такое ожидание всегда тягостно, даже когда ты один.
— Байбл, — раздался сзади голос агента Джерарда. — Что это за фамилия такая?
«Сбивает с толку, — подумал Томас — Играет на моем невольном неприятии. Так мне труднее скрыть любую реакцию, которую можно было бы вменить в вину».
Однако они и понятия не имели, как тяжко ему с похмелья. Он сомневался, что даже выстрел над самым ухом сможет заставить его подпрыгнуть.
Томас развернулся в кресле и тускло взглянул на Джерарда.
— Хватайте вон те стулья, — сказал он, указывая в дальний конец кабинета, — и садитесь.
Агент Джерард бросил нервный взгляд на агента Атту, затем сделал что велено.
Один вне игры. Осталось двое.
Томас запустил диск. Теперь все сидели.
Экран был темным.
— А эти работают? — спросила агент Атта, указывая на расположенные на панели динамики.
Томас проскочил через пару разных «окон».
— Тебе нравится? — утробно прозвучало из динамиков.
Судя по всему, голос принадлежал мужчине, но был искажен электроникой и походил на захлебывающееся бормотание синтезатора, лежащего на дне океана. У Томаса мурашки пробежали по телу. Это еще что такое?
— Что вы делаете?
Это был женский, ничем не искаженный задыхающийся голос. Судя по интонации, женщина была в замешательстве, словно ей хотелось, чтобы ее привели в ужас, но…
— Я спрашиваю. Тебе нравится?
— М-м-м… О боже, да, да, да…
Она была слишком возбуждена.
На экране возникла какая-то световая неразбериха, затем Томас увидел снятую на домашнее видео женщину. Она сидела в чем-то, похожем на черное кожаное кресло, на ней было розовое платье с узорами, настолько промокшее от воды или пота, что оно прилипло к телу, как полупрозрачный презерватив. Она дышала тяжело, как собака, спина ее была выгнута, соски отвердели. Лицо оставалось за кадром.
— Да… Тебе нравится, — гулко произнес голос.
Томас понял, что голос принадлежит человеку, ведущему съемку.
— Что… Ч-ч-то вы делаете?
— Создаю довод.
— О бо-о-о-о-же-е-е-е!
Объектив нырнул вниз, и Томас увидел ее раскачивающиеся голые бедра. Казалось, что она с кем-то совокупляется… но никто ее не трогал. По крайней мере, Томас никого не видел.
— Создаю любовь.
— М-м-м-м… М-м-м-м… — стонала безликая женщина; как ни странно, голос ее звучал по-детски.
— Еще?
Камера рывком поднялась, и Томас увидел ее лицо. Это была крашеная блондинка с пухлым ртом и гаремным типом красоты голливудской старлетки. Она откинула голову вправо, на плечо. Остекленевшие глаза блуждали, накрашенные губы округлились.
— Пожа-а-а-а-лу-у-уй-ста, — тяжело выдохнула она.
Ее тело напряглось и оцепенело. На какое-то мгновение губы искривились, как у Элвиса. Затем она стала в буквальном смысле исступленно выть и корчиться. Но скоро вой перешел в отрывистые вопли, в свою очередь сменившиеся странным приглушенным воркованием. За воркованием последовали прерывистые всхлипы, и она забилась в судорогах, скосив глаза к носу, изо рта текли слюни.
— О мой боже… боже… боже… — причитала она.
— Еще?
— О, пожалуйста, да! — Она проглотила слюну, потом зачастила, быстро-быстро дыша: — Да, да, да, да!
Затем она снова появилась в кадре, и камера дернулась еще выше.