— Значит, идиотом?
Томас уселся за их расшатанный древний стол.
— Нейл. Я был идиотом в отношении Нейла.
Миа поморщился.
— Я предчувствовал, что ты это скажешь… Но как ты?..
— Все это время я воспринимал его поступки буквально, по номиналу. Вычитывал во всех его сигналах именно тот смысл, который был ему нужен.
Миа пожал плечами.
— Ну и что? Он человек, который несет нам весть. Сумасшедший, конечно, однако с вполне конкретным заявлением.
— Все не так просто. Люди приписывают рациональный смысл всем своим поступкам. И тем более ярко выраженный, чем более их поведение отклоняется от нормы. И почти всегда это оказывается дерьмом, как сказал Фрейд.
Томасу уже встречались марксисты, не имеющие даже приблизительного понятия о психоанализе.
— Значит, ты хочешь сказать, что у Нейла все шиворот-навыворот?
— Именно. Наш спор, все доводы, смерть смысла — все чушь! Всего лишь безумный способ свихнувшегося человека скрыть свои подлинные мотивы.
— Подлинные мотивы…
— Да! Это же так просто, Миа! — Томас выдержал паузу, чтобы собраться с мыслями. — Весь смысл спора, который ведет Нейл, в отрицании его ненависти. Нигилизм это всего лишь способ, предлог узаконить вред, причиняемый мне.
— Ненависть? — Миа провел ладонью по коротко остриженному черепу. — Но почему он ненавидит тебя?
— Чтобы подавить свой стыд…
— Но чего ему стыдиться?
— Потому что он влюблен.
— Влюблен? В кого?
— В меня.
Миа наморщил лоб, задержав ладонь на голове:
— Ты уверен?
— Я понимаю, как это звучит. Но все три года, что мы провели в Принстоне, мы были очень впечатлительны и близки. Сейчас даже страшно подумать, сколько ниточек связывало нас. Я проникся к Нейлу братской любовью… а он, мне кажется, полюбил меня больше… Как любовник… — Только сейчас Томас понял, что наклонился вперед, будто хочет схватить Миа за плечи. — Разве не ясно? Вот почему он соблазнил Нору. Во-первых, чтобы отомстить за себя, а во-вторых, чтобы доказать себе, что никакой мести и не нужно!
Миа скептически поглядел на него, провел ладонью по щетинистой щеке.
— Не знаю, Томми.
— Что ты имеешь в виду? — Пронзительные нотки, с которыми Томас сказал это, заставили его понять, как отчаянно ему хотелось быть правым.
— Нейл? Гей? — Миа отрицательно покачал головой. — Нет… В мою сторону он вообще ни разу не взглянул, хотя, уж поверь мне, мы с Биллом не раз к нему подъезжали.
— Да брось, Миа. У вас, геев, только и разговоров про то, как кого-нибудь «макнуть» да «кинуть палку».
— В этом-то все и дело: было яснее ясного, «ученый» он или нет — по крайней мере, для нас — Миа помолчал, потом сочувственно пожал плечами. — В тихом омуте черти водятся… и не я один так думаю… — Он помолчал, потом стал все более испытующе вглядываться в Томаса. — Но какое отношение это имеет к тому, что ты снова решил оставить у меня Рип? Почему просто не позвонить Сэм и не сказать, что у тебя появились новые мотивы?
Сердце гулко забилось в груди у Томаса.
— Мне кажется, я знаю, Миа.
— Что знаешь?
Томас судорожно сглотнул и сказал на последнем дыхании:
— Мне кажется, я знаю, где он.
— Кто?
— Я знаю, где… Нейл.
Миа ухватился за спинку одного из своих древних стульев, словно чтобы не упасть.
— Ты кому-нибудь говорил?
Что-то в этом вопросе кольнуло Томаса.
— Нет. Пока нет.
— Господи! Господи Иисусе, Томми! Погоди минутку. Погоди. Каким же это образом Нейлу удалось сообщить тебе, где он?
Томас прижал руку ко лбу. И рассказал Миа о том, что понял, какая связь между ним и жертвами Нейла, о том, как обнаружил, что Синтия Повски была его студенткой.
— Все они, Миа… Нейл не просто охотится за полузнаменитостями, он охотится за полузнаменитостями, с которыми я случайно сталкивался.
— Но вот это уж лишено всякого смысла.
— Если только он все это время не охотился за мной.
Миа кивнул, но то ли понимающе, то ли просто чтобы подбодрить его, Томас так и не понял. Взгляд у него оставался скептическим.
— Так откуда ж ты взял, что знаешь, где он?
— Потому что, догадавшись обо всем этом, я подумал о том интернетовском адресе, который он написал на моей лампе. А потом подумал о карте — ну, знаешь, спутниковой фотографии Северной Америки, которая висит у меня в кабинете? — о том, как она всегда нравилась Нейлу. Думаю, что Нейл, играющий во все эти игры, смеется надо мной, танцуя в темноте, где я не могу его видеть. Разве не в его стиле прямо указать мне место своего нахождения? Вот так, сунуть его под нос мне и сотрудникам ФБР? Тогда я еще раз посмотрел на постер, и что же я увидел? Маленький крестик возле Гудзона, сделанный фломастером того же цвета, каким он написал интернетовский адрес. — Его охватил страх. — Чертовски невероятно.
Миа вздрогнул.
— У меня мурашки по коже. Все это страшно запутанно, Томми.
Какое-то мгновение Томас ошеломленно глядел в пространство.
— Да, — наконец сказал он.
Оба помолчали.
— Это безумие! — наконец воскликнул Томас, хлопая себя по рубашке и карманам брюк, словно ища ключи. — Надо позвонить Сэм.
Миа жестко посмотрел на него.
— Я бы не советовал, Томми. Сначала подумай хорошенько.
— О чем тут думать?
— Тебе нужен Нейл, это верно… Для Фрэнки. Ты сказал, что Нейл — единственный, кто может поставить его на ноги.
Томас потер грудь. Он вспомнил о том, что накануне сказал ему Гайдж, — о гигиене.
— Подумай хорошенько, — продолжал Миа. — Сэм-то, конечно, Сэм, но как насчет остальных? Если они держат все, касающееся Нейла, в тайне, то неужели ты думаешь, они захотят, чтобы он объявился?
— Им некуда деваться, — сказал Томас, смахивая слезы.
«Фрэнки…»
— Думаешь, захотят?
Они пристально посмотрели друг другу в глаза.
Томас отвел взгляд и посмотрел на свои беспомощные руки.
— Тогда какого черта мне делать?
Миа огляделся, словно отыскивая на кухне приспособление, с помощью которого они могли бы решить эту проблему.
— Ты должен сделать это сам, — сказал он.
Прежде чем Томас возразил, его сосед широкими шагами прошел в другой угол кухни и распахнул дверь в подвал. Ни слова не сказав, он скрылся из виду.