Помянув недобрым словом упертое руководство и обидчивых женщин, я сунул бутылку в подарочную коробку и отправился спать. Надо отдохнуть; завтра, к гадалке не ходи, день не из легких будет.
По крайней мере, очень на это надеюсь…
На следующее утро я проснулся сам, минут за пять до того, как задребезжал поставленный на семь часов мобильник. Сходил в туалет, умылся и какое-то время задумчиво разглядывал стоявшую на столе красочную коробку кальвадоса. Потряс головой – на фиг, на фиг! – и налил себе минералки. После сполоснул стакан, убрал и его и бутылку в буфет и выглянул в окно.
Распогодилось вроде.
Тут из комнаты донеслось приглушенное жужжание телефона, и я отправился одеваться. Достал убранные в шкаф штаны, натянул оранжевую футболку с длинным рукавом «Xtreme Couture» и в задумчивости остановился у входной двери.
Кеды или ботинки? Ботинки или кеды?
Вот в чем вопрос на самом деле.
В кармане вновь задергался телефон, я сбросил вызов и, остановив свой выбор на прочных ботинках, вышел в подъезд. Спустился во двор, распахнул дверцу внедорожника и молча забрался в салон.
– Какой ты оранжевый сегодня! Экстремально-оранжевый, я бы даже сказал, – пошутил Виталий, явно ожидая, что его с ходу засыплют вопросами о результатах вчерашнего допроса.
Наверняка предвкушает, как срежет меня, посоветовав обращаться к Шептало. А вот хренушки!
– Поехали, что ли, – попросил я и откинулся на сиденье.
– Поехали.
Озадаченный подобным безразличием водитель с недоуменным видом оглянулся и повернул ключ в замке зажигания. Внедорожник плавно тронулся с места, вывернул со двора и… и тут я совершенно незаметно для себя самого прикорнул. Да так крепко, что когда автомобиль остановился во дворе института, Виталию пришлось меня будить.
– Лед! Просыпайся! – повысил он голос. – Ты чем ночью занимался?
– Бухал, вестимо, – пробурчал я и выбрался из салона. – Шептало где?
– У Грачева.
– Понятно.
Предъявив охраннику пропуск, я поднялся на второй этаж, поздоровался с Виолеттой Марковной и прошел в кабинет. Там меня уже ждали. Григорий Петрович с интересом листал какие-то записи; куратор пил чай и наслаждался тишиной и спокойствием.
– А, Лед, присаживайся, – против обыкновения обрадовался Владимир Николаевич моему визиту. – Как раз по твоему профилю работа появилась.
– Да ну? – насторожился я. – А последние дни я чем занимался?
– Честно скажу – не совсем своим делом, – улыбнулся Шептало, выглядевший так, словно за всю ночь не сомкнул глаз. – Но всем известен твой истинный потенциал! Твое умение создавать проблемы – просто удивительно по своей разрушающей силе. Вот и пришло время применить его на благо общества. В кои-то веки создашь проблемы… не нам.
– Григорий Петрович, ему сколько коньяку в чай влили? – спросил я замдиректора.
– Расход продукта сорок грамм на стакан, – не отрываясь от бумаг, ответил Грачев. – Пятый стакан пьет, если тебя это интересует.
– Да уж видно, что не первый.
– Ладно, пошутили и будет, – подался вперед Владимир Николаевич. – Мы выяснили, кто распотрошил того паренька.
– Неужто колдуны?
– Нет, оборотни.
– А я разве не это с самого начала говорил?
– Не передергивай! – пригрозил мне пальцем куратор. – Ты говорил, что под воздействием магии у какого-то бедолаги съехала крыша, и он не представляет никакой угрозы для общества, поскольку заперт в свертке.
– А на деле? – уселся я напротив Шептало.
– А на деле мы имеем устойчивое преступное сообщество, причастное к исчезновению многих жителей Ямгорода.
– Серьезно? – Признавать собственную оплошность не хотелось. А с другой стороны – ну ошибся, бывает. Пустяки, дело житейское.
– Куда уж серьезней. – Куратор выдернул из лежавшей перед Григорием Петровичем стопки верхний лист и передвинул его ко мне. – Расположение их логова. Действуй.
– Ага, разбежался, – буркнул я, пытаясь разобраться с мудреными обозначениями на карте. – Это Свердловский район, что ли?
– Да, – подтвердил Шептало. – Оборотней двое, парень и девушка. Оба отморозки похлеще тебя…
– Давайте обойдемся без оскорблений.
– И в самом деле, чего это я совершенно незнакомых людей оскорбляю? – Владимир Николаевич с довольным видом отхлебнул чая и продолжил: – Обычно они караулят прохожих у границ свертков, затаскивают их туда, ну и развлекаются. Места охоты меняют постоянно, но это их логово.
– Они там живут, что ли? – удивился я.
– В точку. На удивление асоциальные типы. На дело выходят обычно вечерами, поэтому у тебя есть прекрасная возможность прямо сейчас сделать наш мир немножечко чище.
– Хотите чистоты, наймите уборщиц.
– Предпочту в роли чистильщика тебя. Справишься?
– Не проблема, так-то, – вздохнул я. Убрать устраивающих сафари на людей выродков дело, с какой стороны ни посмотри, благое. – Но есть один момент…
– Излагай, – вздохнул заранее поскучневший куратор.
– Что. Конкретно. Вам. Рассказал. Роман. Дьячков? – четко печатая каждое слово, потребовал я ввести меня в курс дела.
– Не имеет значения.
– Еще как имеет! Мне вовсе не улыбается из-за его наводки угодить в переполненный магией «пузырь».
– Поверь, он был полностью со мной откровенен.
Я сделал вид, что готовлюсь подняться на ноги, и спросил:
– Мне уйти?
– Да расскажи ты ему, – оторвался от бумаг Грачев. – Тоже мне тайна за семью печатями…
Владимир Николаевич какое-то время колебался, потом сдался и махнул рукой.
– Ладно, черт с тобой. Если начистоту, привлекать Дьячкова к работе в институте было ошибкой. Это стало понятно еще на этапе согласования, но нам позарез требовался специалист его профиля. Нет, зарекомендовал он себя отлично, просто всегда и во всем хотел разобраться от начала и до конца. Очень, очень целеустремленный и способный молодой человек с нестандартным мышлением. А посвятить его во все аспекты деятельности института, к сожалению, было никак нельзя – на тот момент уже действовал мораторий на вербовку новых кадров…
– К делу, – попросил я.
– Как оказалось, после увольнения Роман решил в частном порядке прояснить некоторые интересовавшие его моменты и через интернет познакомился с группой единомышленников. На одной из встреч его провели в сверток, ну а остальное ты знаешь.
– Это была его инициатива или на него вышли целенаправленно?
– Если это была вербовка, то он ничего такого не заметил.