— Мне было приказано держаться от тебя подальше. Если бы я опустил в твой почтовый ящик книгу из своей библиотеки, Джереми это заметил бы. Я приходил на кафедру во внеурочное время. Меня никто не видел. — Габриель даже засопел от отчаяния. — Неужели название ничего тебе не сказало?
— Какое название?
— Название учебника: «Брак в Средние века. Любовь, секс и святыни».
— А что оно должно было мне сказать? Ты вдруг назвал меня своей Элоизой и бросил. У меня не было оснований думать по-иному. Ты не удосужился мне ничего объяснить.
Глаза Габриеля сверкнули. Он подался вперед:
— Основанием был сам учебник. Его название, фотография сада, иллюстрация, где святой Франциск пытается спасти Гвидо де Монтефельтро… — Его голос дрогнул, и Габриель, захлестнутый душевной мукой, ненадолго умолк. — Неужели ты не вспомнила наш разговор в Белизе? Я тебе говорил, что ради твоего спасения отправлюсь в ад. И верь мне: я это сделал.
— Я и не знала, что учебник содержит столько посланий. Не знала, что он от тебя, и потому не обратила на него внимания. Для занятий он был мне не нужен. Но почему ты мне не позвонил?
— Потому что не имел права говорить с тобой, — шепотом ответил Габриель. — Мне было сказано, что перед выпуском декан вызовет тебя на беседу и спросит, слышала ли ты что-нибудь обо мне. Ты красивая женщина, Джулианна, но врунья из тебя никудышная. Мне пришлось ограничиться зашифрованными посланиями.
Теперь на лице Джулии было написано неподдельное удивление.
— Так ты знал о разговоре у декана?
— Я знал очень и очень многое, — тоном стоика ответил Габриель. — Но я не мог ничего сказать. В этом-то и была вся дьявольская сложность.
— Рейчел говорила, чтобы я не отчаивалась, — сказала Джулия, перехватывая его взгляд. — Но мне нужно было услышать это от тебя. В нашу последнюю ночь ты молча занимался со мной сексом. Что, по-твоему, я должна была думать?
Ее глаза наполнились слезами. Но прежде чем она успела их вытереть, Габриель протянул к ней руки. Он прижал Джулию к себе, поцеловал в голову. Его руки замерли у нее на спине.
Джулия сама не знала почему, но от его объятий она заплакала еще сильнее. Габриель нежно обнял ее:
— Меня погубила гордость. Я думал, что, пока ты остаешься моей аспиранткой, я буду просто ухаживать за тобой и этого мне хватит. Я ошибся.
— А я думала, что ты предпочел свою работу мне. — В голосе Джулии и сейчас ощущалась боль. — Когда я увидела, что ты спешно покинул квартиру… Почему ты не сказал мне, что уезжаешь?
— Не мог.
— Почему не мог?
— Прости меня, Джулианна. Клянусь тебе: я вовсе не хотел причинить тебе боль. Я очень сожалею, что события пошли так, как ты мне описала. — Он снова поцеловал ее в лоб. — Теперь я должен рассказать тебе обо всем, что произошло. Это долгая история, и только ты можешь решить, как она закончится…
Джулия отодвинулась — ей хотелось видеть лицо Габриеля — и внутренне приготовилась выслушать нелицеприятный рассказ. Ее внезапное движение создало воздушную волну, и на Габриеля пахнуло ароматом ее волос.
— Твои волосы изменились, — заметил он.
— Наверное, стали длиннее.
— Они больше не пахнут ванилью.
— Я сменила шампунь, — лаконично ответила Джулия.
— Почему? — спросил Габриель, подвигаясь ближе.
— Потому что он напоминал мне о тебе.
— А серьги ты перестала носить по той же причине? — спросил он, дотрагиваясь до мочек ее ушей.
— Да.
Габриель молча глядел на нее. Вид у него был уязвленный.
— Я люблю тебя, Джулианна. Что бы ты ни думала обо мне или моих поступках, клянусь тебе: я это делал лишь ради твоей защиты.
Джулия легла на бок, стараясь, чтобы между нею и Габриелем оставалось расстояние.
— «Тебе я верен, Беатриче», — процитировал Габриель, и его глаза вспыхнули от нахлынувших чувств. — Постарайся помнить об этом, когда будешь слушать мой рассказ. — Он набрал воздуха, молча произнес молитву и начал свое повествование: — Когда мы с тобой предстали перед членами комитета, я надеялся, что мы оба почти ничего не будем говорить и вынудим их раскрыть, какими показаниями против нас они располагают. Но вскоре мне стало ясно: они не успокоятся до тех пор, пока не предъявят нам обвинение и не определят меру наказания. Я допустил грубый промах, сообщив секретариату, что оценку тебе ставила Кэтрин. А поскольку администрацию обуревали подозрения, будто высший балл ты получила не за знания, а за то, что спала со мной, они были намерены объявить результат недействительным до тех пор, пока не закончат свои вынюхивания.
— Они действительно могли это сделать?
— Такое положение записано в регламенте, определяющем поведение профессоров и студентов. А пока оценка не выставлена, ты не имеешь права защищать свою диссертацию и заканчивать магистратуру.
Джулия не сразу, но поняла смысл его слов.
— Значит, никакого Гарварда в этом году, — прошептала она.
— И в том году, и, быть может, вообще. Здешняя бюрократия тоже всполошилась бы. «А почему это Торонтский университет объявил вашу оценку временно недействительной?» Но даже если бы в Гарварде узнали настоящую причину… желающих поступить в докторантуру предостаточно. С какой стати давать тебе второй шанс, если можно принять кого-то другого, у кого безупречная характеристика?
Джулия замерла. Груз произносимых Габриелем слов начинал все сильнее давить на нее.
Габриель возбужденно поскреб подбородок.
— Я боялся, что члены комитета испортят тебе будущее. Но вина целиком лежала на мне. Ведь это я убедил тебя, что мы можем беспрепятственно строить отношения. Я пригласил тебя в Италию, когда мне следовало обождать. Все, что произошло, — следствие моего эгоизма. — Он посмотрел ей в глаза и шепотом добавил: — Прости, что испортил и нашу последнюю ночь. Я должен был бы поговорить с тобой. Но мне было не прорваться сквозь собственные страхи. Я не имел права обойтись с тобой так, как обошелся.
— Наутро мне было очень одиноко.
— Я избрал самый скверный способ избавиться от беспокойства. Но я надеялся, что ты мне поверишь, когда я скажу, что это не было… — Он помолчал. — Не было для меня просто траханьем. Каждый раз, когда у нас с тобой бывала близость, я всегда делал это с любовью. Клянусь тебе!
Джулия опустила глаза и уперлась взглядом в футон.
— И я тоже. У меня никого не было ни до тебя, ни потом.
Габриель закрыл глаза. Ее слова даровали ему облегчение. Даже злясь на него, даже ощущая, что ее предали, Джулия не стала искать утешения в чужой постели. Она не до конца порвала с ним.
— Спасибо, — прошептал Габриель. Новая порция воздуха, и он продолжил рассказ: — Когда ты призналась, что между нами существуют близкие отношения, я увидел реакцию декана. И понял: мы попались. Мой адвокат приготовился устроить обструкцию, надеясь, что комитет оправдает меня или выдаст постановление, которое я смогу оспорить в суде. Но ты своим признанием дала комитету столь нужное им подтверждение.