— Что ты здесь делаешь, Кертис? — спросила Александра.

Заикаясь, мальчик ответил:

— Я про… просто шел и… ну, услышал плач и зашел, это, проверить.

Мак по-прежнему заходился рыданиями.

Александра стремительно и уверенно прошла вперед. Ворон слетел с ее руки. Женщина забрала Мака и принялась баюкать его, мягко успокаивая.

— Тише, — шептала она. — Ш-ш-ш.

— Вы… — начал Кертис. — Вы про это знали? — Ручеек крови стек по его лбу и запутался в брови.

Александра принялась покачиваться туда-сюда, не сводя глаз с ребенка, который потихоньку успокаивался.

— Вы про это знали? — повторил Кертис громче.

Его голос испугал Мака, и тот снова начал плакать.

Александра бросила на мальчика сердитый взгляд.

— Кертис, не кричи, — сказала она, покачивая малыша. — Ты и так достаточно его расстроил.

Ворон на плече Александры угрожающе щелкнул клювом.

— Но, — слабо возразил мальчик, — почему вы… как вы… Я ничего не понимаю, — подавленно закончил он.

Александра подарила ему полуулыбку и прошла мимо к пустой колыбели. Мягко уговаривая встревоженного малыша успокоиться, она положила его на мшистое дно кроватки, коснулась пальцем его губ и в последний раз прошептала “ш-ш-ш”, а потом вернулась к Кертису и взяла его под руку.

— Я была не совсем готова показать тебе это, Кертис, — сказала она, уводя его прочь от ребенка. — Но раз ты опередил события, у меня нет выбора. — В присутствии губернаторши облако воронов успокоилось, и многие вылетели из комнаты через отверстие в потолке. — Времена сейчас тяжелые, — продолжала Александра. — Тяжелые и смутные. Постепенно ты во всем разберешься, но сейчас я понимаю твое недоумение.

— По… почему вы мне не сказали? — спросил Кертис. — В смысле, вы же знали, зачем я пришел. Почему скрывали?

— Я не могла, — ответила губернаторша. — Подумай, каким ударом это стало бы для тебя, пока ты еще должным образом не освоился в Диком лесу. Нет, мне нужно было дать тебе немного времени, прежде чем рассказывать — и, поверь мне, я собиралась сказать. Мне хотелось, чтобы ты еще немного насладился празднованием, но это неважно: в конце концов, почему бы и не сейчас?

У входа Александра остановилась, повернулась к Кертису и, положив руки ему на плечи, посмотрела прямо в глаза.

— Иногда, — начала она, и мягкость в ее голосе уступила место металлу, — жизнь против воли ставит тебя в положение, в котором приходится мстить и использовать для этого любое оружие, какое только попадет в руки, — даже за чужой счет. Те подонки в Южном лесу поступили со мной именно так. Они лишили меня власти и достоинства. И я собираюсь не только получить все это обратно, но и отобрать у них то же, что отобрали у меня. Если меры, которые я принимаю, чтобы достичь цели, кажутся безнравственными или злодейскими, помни: все это лишь последствия их необдуманных решений. Понимаешь?

Кертис шмыгнул носом.

— Нет, не совсем.

Александра улыбнулась.

— Этот ребенок по праву принадлежит мне. Он обязан мне своим появлением на свет. Тринадцать долгих лет я ждала этого момента. Тринадцать горьких лет. Кертис, этот малыш станет ключом к моей — нашей — победе. Помнишь, чуть раньше мы с тобой разговаривали? О том, как будем править — ты и я. На руинах Южного леса. Мы вернем этому краю исконный порядок, восстановим естественный закон: я — королева, ты — моя правая рука. Помнишь?

Кертис уныло кивнул.

— Так вот, наш успех невозможен без этого ребенка, этого лепечущего несмышленого куска плоти. — Она указала на Мака, который беззаботно играл с прутиком, выбившимся из плетения колыбели. Снова переведя взгляд на Кертиса, Александра взяла его двумя пальцами за подбородок. — Этот ребенок — наш выигрышный билет.

Кертис снова кивнул, прежде чем добавить:

— Почему?

— Плющ, Кертис. Он нужен нам, чтобы приручить плющ.

— Плющ? В смысле, траву?

Александра ненадолго прикрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Кертис, — начала она, — тебе может быть тяжело это слышать. — Пальцы соскользнули с его подбородка и погладили щеку. Она стерла с лица мальчика капельку крови. — Ребенка придется принести в жертву. В жертву плющу.

— В ка-ка-каком смысле? — заикаясь, выдавил Кертис.

Вдруг голос Александры зазвучал монотонно и певуче, будто она читала древние священные письмена:

— На осеннее равноденствие, через три дня, на Алтарь прародителей возложат дитя. По моему заклятью лозы плюща проснутся, поглотят его плоть, напьются его кровью. Кровь человека в его зеленых жилах подарит плющу невиданную силу; но это не все, она сделает более — заставит растение подчиняться моей воле. В Южном лесу мы двинемся за плющом и то, что пощадит он, разрушим мечом.

Убрав ладонь от щеки Кертиса, Александра завершила это доходчивое объяснение щелчком пальцев.

— Все просто, — сказала она.

Щелк.

— Вот так.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава тринадцатая
Поймать воробья. Как птица в клетке

Бешеный трепет крыльев, пронзительный треск стекла, грубое рявканье в ответ на возмущенный клекот воробья — все это смешалось в голове Прю в пеструю какофонию. Девочка, скорчившись, неподвижно лежала на дне ивовой корзины и прислушивалась к звукам, доносящимся из гостиной филина Рекса, в которой КЛИНОК устроил жестокий погром. Похоже, обыск проводили методично; сейчас офицеры переворачивали кресла, хлопали дверями и опрокидывали книжные полки на другом конце комнаты, медленно продвигаясь туда, где спряталась Прю. Ей оставалось недолго.

Подстраиваясь под самые шумные моменты, она перенесла вес на кипу старых газет и стала вытаскивать из-под ног верхние экземпляры. Когда звуки снаружи затихали, она замирала и глядела молча, почти не дыша, на пучки света, которые пробивались сквозь щели корзины, пока офицеры снова не начинали шуметь. Наконец, как раз когда шаги приблизились, ей удалось вытянуть из-под ботинок несколько сложенных стопок газет и положить себе на голову. Едва она проделала это, как кто-то крикнул:

— А там что?

— Где? — отозвался другой голос, в каких-то нескольких дюймах от места, где сидела Прю.

— У тебя под носом, придурок! В корзине!

— А, — ответил голос. — Я как раз собирался туда заглянуть.

Над Прю разлился свет, и она, зажмурившись, приказала себе исчезнуть.