Буквально в нескольких шагах от, постанывающих в забытьи, раненых, не касаясь ногами земли, в воздухе висела ослепительно-белая фигура высокого и крепкого мужчины, с еще более ярким нимбом над головой и огромными крыльями за спиной. Сложенными руками видение опиралось на рукоять большого двуручного меча, острием воткнутого в воздух перед его ступнями и пристально глядело на казака.
Тимофей громко икнул от неожиданности и окончательно проснулся. Но, видение и не думало исчезать. Более того, неуловимо-быстрым движением оно мгновенно и плавно переместилось вперед и теперь зависло прямо над мерцающими краснотой угольками. Отчего по лезвию меча, неведомыми рунами, поплыли зловещие кровавые блики.
— Вообще-то, все верно, — произнес вслух задумчиво Куница. — Это к мужикам-гречкосеям, да бабам с ребятней Костяная Старуха или Черный Косарь должен являться, а за душой запорожца — только Огненному Воину и приходить. Видно — ранившая меня стрела трупным ядом была смазана… Действует хоть и медленно — зато наверняка.
— Ошибаешься, Тимофей… — голос у видения был тихий, но раздавался словно отовсюду. — Ты не умер, а к утру совсем выздоровеешь. Рана у тебя легкая. Крови много потерял, вот и лихорадит. Но ничего — к утру отпустит. И сейчас ты не грезишь, не сомневайся. Я — архангел Михаил.
— Здравствуй, небесный воевода, — попытался подняться Куница, но обессилено прилег обратно. — Извини… Что-то я совсем умаялся. Ноги не держат…
— Не беспокойся понапрасну, — остановил казака архангел.
— Спасибо. Позволь узнать: чем я заслужил на такую честь? Вроде, особой праведностью никогда не отличался…
— Как в каждом деле свой мастер нужен, так и в вопросах веры — порой проповедника слово дороже злата встанет, а иной раз — меч воина доходчивее постулаты объяснить может.
Тимофей кивнул. С таким утверждением он мог согласиться.
— А пришел я к тебе потому, что хочу оказать казакам помощь в святой борьбе за веру и правду. Сильны вы, запорожцы, и телом, и духом, но без благословения небес — не устоите супротив зеленого знамени, да и красный крест на белом поле подомнет ваши земли и покорит живущих на них людей. Большая сила в тех хоругвях скрыта, не одолеть, идущих за ними, воинов одними лишь саблями да пищалями.
Еще пуще удивился Тимофей, но не подал виду. Взвешивая про себя: с лихорадки ему все это чудится, или на самом деле происходит? Заодно и промолчал — интересно, что архангел дальше говорить станет?
А тем временем небесный архистратиг слегка повел головой, и у него из-за спины чинно вылетели четыре бестелесных ангела, удерживая за концы малиновое полотнище, с отчетливо различимым даже в ночной тьме, вышитым на нем золотыми буквами девизом: "ЗА ВЕРУ, ЧЕСТЬ И ВОЛЮ!"
— Вручаю тебе сей штандарт, казак, дабы ты доставил его в Сечь, — промолвил торжественно Михаил. — Он не сделает вас непобедимыми, но умножит силы многократно. Особенно, когда казаки будут сражаться за те идеалы, что на нем начертаны.
Наверное, следовало что-то ответить, хотя бы из вежливости, но какое-то сомнение все еще не давало Тимофею окончательно признать, что он не бредит, а наяву, словно в Судный День, с архангелом беседует.
— Возьми, казак, не бойся, — по-своему оценил нерешительность Куницы архистратиг Михаил. — Ты удостоен большой чести, но, храбростью и умением своим, как никто другой заслуживаешь ее.
В молодые годы хватило бы одного упоминания о трусости, чтоб Тимофей без раздумий взялся за самое невыполнимое задание, но теперь, когда зрелость прожитых лет научила казака думать, прежде чем действовать, он преклонил колено, поцеловал край небесного знамени, но в руки не взял.
— Коль так велико к запорожцам благословение небес, почему ангелы не доставят хоругвь прямо в храм Покровы? Уж на Сечи-то, наверняка, найдется множество рыцарей гораздо более достойных принять ее из рук самого небесного архистратига. Зачем подвергать столь бесценный дар всевозможным случайностям? Запорожье далеко… Да и я — не Низового войска товарищ. Конечно, не мне судить о Божьем промысле, но даже страшно подумать: чего может лишиться казачество, всего лишь из-за одной шальной стрелы или пули…
Архангел ответил не сразу, а когда заговорил, озабоченности в его голосе было гораздо больше, нежели торжественности.
— Ты прав, казак Тимофей, и проявленная прозорливость лишь подчеркивает, что не зря мы с братьями именно тебя избрали для исполнения этой миссии. Прямое вручение оберега такой силы, не пройдет незаметно, а по Уложению — Правь не должна вмешиваться в людские дела. Поэтому штандарт этот, небесное воинство передает православному войску без ведома Господа нашего.
Ангелы тем временем упаковали бесценное полотнище в небольшой тюк и аккуратно положили его рядом с седлом казака.
— Неужто? — засомневался Тимофей.
Наблюдая слаженные действия крылатых детских лиц, казак окончательно решил, что бредит и разговаривает сам с собой. Отчего и осмелел не по чину. — Даже детям известно, что Господь наш — Всеведущ! Как же можно что-то сделать тайком от него? Опять темнишь, архангел?
— Истинная правда, чтоб мне Рая не видать… — побожился Михаил. — Ну, как тебе объяснить, попроще? Он, как будто бы ничего не знает. Вот, к примеру, ты сына своего часто ругал, узнав, что он в реку с дерева сигал или дрался на улице? Хотя все это ему было строжайше воспрещено…
— Так запреты все бабские, мне-то парня за что ругать? — искренне ответил Тимофей. — Чего перед самим собой лукавить? Сам таким был, вот и делал вид, что не заметил… А-а, я понял к чему ты клонишь, небесный архистратиг. Самому вмешиваться нельзя, но — если кто втайне казакам поможет, то и ладно. Так, что ли рассудили?
— Именно, — подтвердил архангел Михаил. — А чтобы тебе, казак, легче было исполнить предназначенное, от себя лично дарю тебе это оружие… — меч архистратига на мгновение исчез, а вместо него в руке небожителя возникла ладная сабля. — Оно, хоть и не серебряное, но в бою с нечистью очень даже пригодиться. Только понапрасну им не размахивай…
— Спасибо тебе на добром слове, ангельский воевода, — от всей души поблагодарил архангела Тимофей, торжественно принимая оружие и чувствуя при этом, как его тело наполняется силой и здоровьем. Потом немного помолчал в раздумье, и с сожалением закончил: — Жаль только, что когда утром я проснусь, то ничего этого, не только не увижу — но, даже, и не вспомню… Чай, не первое ранение — знаю, что от лихорадки, вызванной потерей крови, казаку может еще и не такое пригрезится.
Громко потрескивал в костре жирный сок, скапывающий с упитанной заячьей тушки, распространяя вокруг изумительные ароматы жарящегося мяса, — подпорченные тяжелым душком, предупреждающем о неотвратимом превращении аппетитного жаркого в совершенно несъедобные угли. Но ни Тарас, ни вновь принявший человеческий облик Степан, в задумчивости не обращали на это неприятное обстоятельство никакого внимания.