– Альберт, – тихо позвал барон, и подойдя к его постели, осторожно тронул за плечо. – Альберт, посмотри на меня.
Тот оторвался от книги не сразу, медленно приподняв голову и посмотрев на фон Курценхальма отсутствующе; тот наклонился ближе, указав на Курта одним взглядом.
– Этот человек хочет поговорить с тобой. Хорошо?
– Хорошо, папа.
Этот голос он едва расслышал; барон выпрямился, встретившись глазами с Куртом, и кивнул:
– Вы можете говорить с ним. Сейчас он спокоен и сделает все, что вы скажете.
Он заставил себя сдвинуться с места, хотя подходить к Альберту фон Курценхальму не было ни малейшего желания; однако мысль, постепенно доходящая до его сознания, требовала подтверждения. Остановившись рядом с юношей, снова погрузившимся в чтение, Курт протянул руку, невольно задержав ее, все не решаясь прикоснуться. Наконец, собрав все силы, он тронул кончиками пальцев тонкое запястье, так и не сумев принудить себя коснуться шеи, поблизости от зубов.
Запястье было теплым. И биение пульса ощутилось совершенно четко.
– Альберт? – не сумев удержать облегченного вздоха, позвал он; тот остался сидеть неподвижно, по-прежнему уставившись в книгу, и Курт наклонился, заглянув ему в глаза. Зрачки были темными, а радужка – светло-серой, узкой от темноты.
Нервно сглотнув, все еще не уверившись сполна, Курт проверил последнее, что еще оставалось: медленно, видя, как позорно подрагивает рука, приблизил ладонь к бледным губам, замерев так на несколько мгновений, достаточных, чтобы уловить размеренное, спокойное дыхание.
Итак, что бы здесь ни происходило, Альберт фон Курценхальм был жив, хоть, скорее всего, и не совсем здоров.
– Мне так и не смогли сказать, что с ним, – тоскливо прошептал барон за его спиной.
– Альберт, – снова позвал Курт, присев перед ним на корточки и заглянув в лицо. – Посмотри на меня. Что ты читаешь?
– «Правдивая история о лондонском стриге в Париже», – неохотно отрываясь от страниц, откликнулся тот и вздохнул. – Крайне печальная история.
– Почему?
– Откуда такой вопрос? В итоге данной истории стриг был схвачен, – словно бы удивленный недогадливостью собеседника, пояснил тот. – Однако же я утверждаю, что укус подобного существа не приводит к образованию его подобия.
Курт поморщился; фразы Альберт фон Курценхальм строил, соединяя прочитанные слова в нужном порядке, а кое-какие из них даже цитируя неизменными.
– Ты много читаешь? – продолжил он, бросая взгляд на внушительный стол у стены напротив, заваленный многочисленными томами; юноша кивнул с гордостью:
– Весьма много крайне полезных и удивительных книг, сочиненных знающими людьми. Частью они весьма неправильны, но встречаются и таковые, коим можно доверять с полной серьезностью.
– А что, кроме этого, ты читаешь еще?
– Я прочел «De Nugis Curialium» [33] несколько раз; склонен возразить автору, что демоны не водворяются в человеческое тело, а лишь сами люди живут подобным образом.
– Я тоже читал это сочинение, – возразил Курт осторожно. – Однако же тебе не кажется, что для дамы, а уж тем паче – с положением, несколько странно по ночам перегрызать горло детям?
Альберт тяжело вздохнул, снисходительно улыбнувшись; надо заметить, зубы у него были вполне нормальные, хотя некоторая лекарская помощь им не помешала бы.
– Так то женщина, слабое создание без большого ума, который помутился и того более от совершившегося с нею. Ведь я не трогаю ни отца, ни моих подданных.
Сейчас было самое время задать вопрос о двоих убитых, однако Курт все никак не решался, боясь вывести парня из того равновесия, в котором он пребывал. Как знать, что тогда может быть…
– Ни разу? – спросил он осторожно; Альберт умолк, воззрившись на собеседника в упор, и во взгляде его медленно начал разгораться злой огонек.
– Сей вопрос мне крайне оскорбителен. Или вы меня во лжи обвиняете? – осведомился он, наконец; голос сорвался в шипение, а тонкие пальцы сжались на переплете книги. – Или сравнить меня желаете с бездумными бродягами, живущими во рвах и склепах?
– Нет, – как можно спокойнее возразил Курт, едва сдерживаясь, чтобы не отодвинуться. – Просто всякое бывает в жизни. Случается, что приходится применить силу – ради того, чтобы защитить себя, скажем. Неужто ни разу не приходилось?
– Не хочу говорить о подобном! – шепотом крикнул юноша, выпрямившись, как мачта. – Не твоего это недостойного ума дело, и не желаю я более выслушивать подобное! Прочь уйди, чужак, или не стану более сдерживать себя!
– Альберт, нельзя! – словно щенку, скомандовал барон, и тот замолчал, глядя на Курта с той же злобой. – Мы ведь договаривались, что никого, кто со мною, трогать нельзя, ты помнишь?
– Я помню, папа, – с бессильным высокомерием отозвался тот. – Однако же пускай он прекратит говорить непотребства о твоем наследнике. Если я о чем говорю, оно таковое и есть!
– Хорошо, – согласился Курт, поднимаясь. – В самом деле, я болтаю не то. Читай дальше, больше не стану тебя отвлекать. Ты не против, если я посмотрю на твои книги ближе?
– Конечно, однако же ничего из комнаты не выносить; это принадлежит мне всецело.
Он молча подошел к столу, перебирая переплеты и дешевые, уже местами износившиеся обложки; «De Lamiis» [34] Вейера, «Praeceptorum divinae legis» [35] Нидера, немецкое переиздание «De Natura Demonum» [36] Лоренцо…
– Господи, что за вздор… – прошептал он непроизвольно себе под нос одними губами, перебирая книгу за книгой; Альберт фон Курценхальм, не отрываясь от чтения, покривил лицо.
– Я слышал это. Ежели вам не по нраву мое собрание, прошу сей же миг удалиться из моего обиталища.
– В самом деле, прошу вас, – тихо попросил барон, глядя на Курта почти умоляюще. – Сейчас вы все равно ничего не добьетесь. Полагаю, теперь вам лучше говорить со мной… и не здесь.
Курт положил обратно брошюрку, на мгновение задержав взгляд на фон Курценхальме-младшем, снова вперившемся в страницу, и зашагал к двери. Когда барон запер ее снаружи, майстер инквизитор вздохнул, словно вынырнув из воды; все-таки парень производил впечатление гнетущее, и ему никогда не удавалось понять тех, кто от чистого сердца, а зачастую и безо всякой корысти берет на себя труд присматривать за душевнобольными…
– Что за дикое собрание? – не выдержал он; барон схватил его за локоть, понизив голос: