Следы пребывания шранков.
Войском овладела общая идея. Все думали о том, что заброшенные земли можно освободить. Чтобы продемонстрировать это, король Хога Хогрим — племянник Хоги Готъелка, овеянного славой мученика Шайме, — приказал своим тидоннцам нарубить камня из выходящей на поверхность породы для постройки огромного круга, невиданных размеров Кругораспятия, навечно вбитого в кондийскую землю. Долгобородые трудились всю ночь, их количество прирастало, по мере того как к ним присоединялись новые и новые соседи по лагерю. Рассветные лучи солнца осветили даже не кольцо, а круглую крепость, шириной в пять выстроенных в ряд боевых галер, с необработанными стенами из песчаника, высотой в три человеческих роста.
После этого сам аспект-император ходил среди измотанных усталостью людей, отпуская грехи и даруя благословение их близким на далекой родине. «Люди оставляют после себя такой след, насколько хватает им воли, — сказал он. — Да узрит мир, почему тидоннцев именуют «сынами железа».
И поход продолжился. Согласно общепризнанной военной мудрости, столь обширное войско, как Великая Ордалия, должно разделиться и двигаться отдельными колоннами. Это не только увеличивало солдатам возможность добывать пропитание, будь то дичь или трава, которой привыкли кормиться их специально выведенные выносливые пони, но и существенно повысило бы скорость передвижения. Но как ни странно, медлительность Великой Ордалии была неизбежна, по крайней мере, на этой части неблизкого пути к Голготтерату. Был план растянуть «пуповину», поставляющую продовольствие от Сакарпа до войска, настолько, насколько это было физически возможно, и совершить «Скачок», как мрачно называли его генералы аспект-императора, когда останется позади рубеж, за которым уже бессмысленно будет поддерживать контакт с Новой Империей.
Поскольку длина «пуповины» зависела от способности императорских караванов обогнать Священное Воинство, то разделение войска на быстрые, подвижные колонны лишь увеличило бы длину Скачка. Это могло иметь катастрофические последствия, если учесть потребности войска и скудные возможности для фуражировки на Истиульских равнинах. Даже если бы Воинство разбилось на сотни колонн и рассредоточилось по всей ширине равнины, это ничего бы не меняло, поскольку нельзя было положиться на то, что дичи в этих местах окажется вдоволь. Войску пришлось везти с собой припасы, достаточные, чтобы добраться до более плодородных земель, которые некогда звались Восточной Куниюрией. Там, если верить императорским следопытам, пропитания хватит, если войско рассредоточится.
Поэтому ползли вперед медленно, как все громоздкие по размеру армии, едва покрывая за день десять-пятнадцать миль. Не считая собственного количества, главным источником задержек были реки. И опять-таки благодаря императорским следопытам, каждая водная преграда была тщательно нанесена на карты еще за несколько лет до похода. Тем, кто собирал Священное воинство, не только необходимо было знать, где находятся сами места переправ, им надо было знать состояние этих переправ в различные времена года и в различную погоду. Одна вздувшаяся река могла бы приблизить конец света, если бы помешала Священному Воинству достичь Голготтерата до наступления зимы.
Но даже будучи нанесенными на карты, броды, тем не менее, все равно оставались узкими, как бутылочное горлышко. Порой три, даже четыре дня требовалось на то, чтобы войско только перебралось с одного берега на другой, отстоящий на такое расстояние, что можно было докинуть камнем.
На советах у аспект-императора не раз говорили о том, что Консульт может придумать способ отравить реки, и тема эта становилась причиной постоянной тревоги, а то и неприкрытого страха. Больше беспокоила только угроза полного истребления дичи вдоль пути продвижения войска. Как ветераны Первой Священной войны, оба экзальт-генерала Ордалии, король Саубон и король Пройас, были не понаслышке знакомы с катастрофическими последствиями нехватки воды. Жажда, подобно голоду и болезням, вела к уязвимости войска, возраставшей в пропорции к его численности. Недостаток воды мог привести на край гибели за какие-то несколько дней самую лучшую армию.
Но среди простых солдат отсутствие шранков было единственной тревогой, обсуждавшейся у вечерних костров, и не потому, что ждали каких-то хитростей — какая уловка могла застать врасплох их священного аспект-императора? — но потому, что им не терпелось пустить в ход копья, мечи и топоры. Из уст в уста передавались рассказы о прогремевших подвигах Сибавуля те Нурваля, чьи копейщики-кепалорцы настигли несколько спасавшихся бегством шранкских кланов. Похожие легенды рассказывались о генерале Халасе Сиройоне и его фамирцах и о генерале Инрилиле аб Синганъехой и его закованных в сталь эумарнских рыцарях. Но сказки лишь распаляли жажду крови и боролись с однообразием и скукой похода. Люди жаловались, как обычно жалуются солдаты, на еду, на отсутствие женщин, на неровную землю, на которой приходится спать, но никогда не забывали о своей священной миссии. Они шли спасать мир, что для большинства из них означало спасать своих жен, детей, родителей и свою землю. Они шли, чтобы не допустить Второго Апокалипсиса.
Сам Бог шел с ними, говорил устами Анасуримбора Келлхуса I, смотрел его глазами.
Они были простыми людьми, эти воины. Они понимали, что сомнение — это колебания, а колебания — это смерть, не только на поле брани, но и в душах. Выживают только те, кто верит.
И только те, кто верит, побеждают.
Что такое Сакарп по сравнению со всем этим? И кто такой он сам? Так, сын одного из многих нищих королей.
Этими вопросами не мог не задаваться Сорвил каждый раз, когда глядел на щиты, заслонявшие горизонт. Люди. Куда ни кинь взгляд, всюду вооруженные и одетые в доспехи люди.
Великая Ордалия.
Сорвилу она представлялась в виде совокупности кругов, расширяющихся вовне, начиная с его эскадрона в Отряде Наследников и до самых пределов мира. Здесь, вокруг — изматывающая скука всадников на марше, складывающаяся больше из звука и запаха, чем зрительных картин: вонь свежего навоза, конское жалобное ржание и фырканье, шелестящий по траве перестук множества копыт, громыхание небольших колесничных повозок, которые тянули крепкие лошадки. Чтобы выйти за пределы этого круга повседневности, достаточно было одного взгляда: шагающие ноги превращались в сплошной стригущий воздух лес, люди, покачивающиеся в седлах с высокой задней лукой, сливались в медленно тянущиеся пространства из тысяч спин. А еще дальше отдельные люди исчезали в разноцветном скоплении, только высоко стоящее солнце подмигивало в доспехах. Крики и смех растворялись в невнятном шуме. Толпы сгущались в тяжелые колонны, перемежающиеся нескончаемыми вереницами мулов и покачивающихся повозок, запряженных волами.
Войско не проходило по зазеленевшим пастбищам, а затопляло их собой, медленно прибывающая волна воинственной человеческой массы. Все и вся становилось звеном одной великой цепи. Выделялись только высоко вздымающиеся в небо знамена: это были символы племен и наций, все меченные Кругораспятием. А еще дальше, в потоке, движущемся под безмолвием небес, даже знамена терялись, казались выбившимися ворсинками на фоне ковра, и ковер этот был как земля, только потемневшая. Казалось, что сама земля движется вперед, к исчезающей линии горизонта.