До поры до времени.
Но не одна стража миновала, пока закончилась последняя расселина, сомкнувшись над ними, как две сложенные ладони. Пройдя еще один коридор с историческими фризами, служившими обрамлением для других, более глубоких изображений, экспедиция вышла в просторную залу, стены которой уходили так далеко вверх, что туда не доходил ни его свет, ни свет Клирика, отчего казалось, что экспедиция движется по воздуху, вися в пустоте. Съеживаясь от мрака окружающей бездны, охотники жались теснее, так что постоянно натыкались друг на друга. Даже Мимара шла, прижавшись щекой к руке Ахкеймиона. Не проходило минуты, чтобы кто-то не ругнулся на мула или человека. Лишних слов не тратили. Тот, кто выкрикивал какие-то слова, затихал от эха собственного голоса, который возвращался неузнаваемым, словно чужой.
Хотя и Ахкеймиона тревожила чернота, он испытывал облегчение. Впервые с того момента, как они прошли Волчьи Врата, он понимал, где именно в запутанных лабиринтах Энаратиола они находятся. Это наверняка было Хранилище, где нелюди складывали своих мертвых на полки, будто свитки. А значит, экспедиция не просто прошла почти половину пути, но, что еще важнее, Клирик на самом деле помнит дорогу через разрушенный Дворец.
Очень долго в окружающей темноте было ничего не разобрать. В воздухе, доходя до колен, витала белая, как мел, пыль, так что, казалось, они идут по пустыне в каком-то лишенном солнца мире. Однажды Клирик резко остановил их, только клацнули доспехи, и несколько секунд вся экспедиция стояла и прислушивалась к жесткой, как железо, тишине… К звуку гробницы, по которой они шли.
Появление под ногами костей вызвало больше любопытство, чем тревогу — поначалу. Черепа были настолько древними, что разлетались под каблуками пчелиным роем, а кости распрямлялись, как бумага. Целые кипы костей возникали тут и там, как обломки кораблекрушения, выброшенные на берег волнами древнего, высохшего ныне моря, но через некоторое время пол уже был густо ими усыпан. Монотонный звук тяжелых шагов превратился в шорох и треск, словно люди поддавали ногами сухие листья. Битва прошла давным-давно, и жертвы ее были велики. Вскоре отовсюду доносилось бормотание молитв, широко раскрытые глаза искали подтверждения своим страхам. Сарл смеялся, как он делал всегда, как только чувствовал, что его «мальчиков» одолевает тревога, но эхо, возвращавшееся из черноты, звучало столь зловеще, что он стал таким же настороженным и бледным, как остальные.
Потом, из ниоткуда, перед ними возникла целая гора каменных обломков, вызвав всеобщее замешательство. Пока лорд Косотер и Клирик совещались, люди с потерянными лицами растерянно слонялись вокруг. Из-за темноты масштабы препятствия определить было невозможно. Один из юных галеотцев, Асвард, в панике заверещал что-то о пальцах, которые тянутся к нему из пыли. Ксонгис с Галианом попытались урезонить юношу, поминутно бросая на Капитана опасливые взгляды. Сарл наблюдал за ними с мерзким выражением удовольствия на лице, словно ему не терпелось применить на деле какой-нибудь из кровожадных законов тропы.
Усталый и раздраженный, Ахкеймион просто взял и ушел в темноту, оставив висеть в воздухе свой колдовской свет. Когда Мимара окликнула его, он лишь вяло махнул рукой. Следы смерти не вселяли в него ужас — он боялся только живых. Чернота окутала его, и, когда он обернулся, его охватило ликующее чувство безнаказанности. Шкуродеры жались к освещенному пятачку, сиротливо всматриваясь в океан тьмы. Если во время перехода они казались такими самоуверенными и опасными, то теперь выглядели брошенными и беззащитными, горстка беженцев, отчаянно пытающаяся спастись от преследующих их бедствий.
«Вот такими видит нас Келлхус…» — подумал Ахкеймион.
Он знал, что звук его тайного голоса испугает их, что они начнут показывать пальцем и кричать, завидя его рот и глаза, горящие в темноте. Но необходимо было напомнить им — им всем, — кто он такой…
Он возгласил «Небесный луч».
Между его вытянутыми руками появилась линия, мерцающая белым светом, яркая, так что кровь просвечивала сквозь кожу. Она расколола непроницаемые пространства, яркая и стремительная, как молния. В мгновение ока Хранилище открылось всё, до самых дальних уголков…
Разрушенное кладбище Кил-Ауджаса.
Сплошной камень потолка был изрезан крупными выступами и углублениями. Открытые участки опутывали сотни старинных цепей, свисавших с него. Одни обрывались на середине, на других еще висели бронзовые колеса-люстры, когда-то освещавшие эти пространства. Пол уходил вдаль чуть ли не на целую милю, белый от света и пыли, неровный и изборожденный длинными извилистыми следами, которые оставили погибшие древние. Позади и по сторонам от того места, где стояла артель, в неровных отвесных склонах были высечены стены, взмывающие вверх на высоту знаменитых башен Каритусаля. Поверхности стен были сплошь покрыты могилами, целыми рядами черных отверстий, обрамленных письменами и изображениями, и зловеще напоминали осиное гнездо. А прямо перед охотниками, громоздясь все выше и выше, к самому потолку, высилась исполинская гора камней… Следы какого-то чудовищного обвала.
Вывод напрашивался простой и очевидный: пути дальше нет.
Все — за исключением лорда Косотера и Клирика — вытаращили глаза от подобного зрелища. Возвращаясь к охотникам, Ахкеймион чувствовал пронизывающий до костей взгляд Капитана. «Луч» истлел, как уголек из печки, и темнота отвоевала свои владения обратно. Мгновения спустя экспедиция вновь оказалась запертой на тесном пятачке.
Киампас, повинуясь какому-то невидимому сигналу, вдруг объявил на сегодня переход законченным, хотя никто не имел ни малейшего представления, подошел день к концу или еще нет. Шкуродеры, потрясенные и встревоженные, разбрелись, готовясь к ночлегу. Мимара стиснула Ахкеймиону руку. В ее зачарованных глазах горела зависть…
— Меня можешь такому научить? — вполголоса воскликнула она.
Он достаточно хорошо ее знал, чтобы увидеть, что ее распирает от вопросов, что она готова будет мучить его часами, стоит ей только позволить. И, к своему удивлению, он был обезоружен ее интересом, который впервые показался ему неподдельным, а не смешанным с озлобленностью и холодным расчетом, как прежде. Чтобы стать учеником, требуется особого рода смирение, готовность не просто делать как велят, но подчинить движения своей души загадочным движениям души другого. Желание не просто быть влекомым, но — вылепленным заново.
Как можно было не ответить? Невзирая на все его решительные протесты, в душе он был прирожденный наставник.
Но время было не самое удачное. «Да-да», — со сдержанным нетерпением проговорил Ахкеймион. Он схватил ее за плечо, предваряя возражения, и принялся в общей сутолоке искать глазами Клирика. Ему надо было знать, сколько именно помнит этот нелюдь. Проход через Хранилище им закрыла древняя катастрофа, оставившая после себя эти груды обломков. Если Клирик не знает иного пути сквозь опасный Кил-Ауджас, им придется пуститься по своим следам в долгий обратный путь к Обсидиановым Вратам. Если он притворяется или память обманывает его, экспедиция легко может погибнуть.