— Понимаете теперь, почему это священная дорога? — вновь зазвучал глубокий голос. — Ощущаете ли наш путь вниз как молитву?
Никто не осмеливался дышать, не то что ответить. Висящее в воздухе лицо по очереди поворачивалось и рассматривало каждого из них.
— Кому-либо из вас случалось так низко опускаться на колени?
Сердце отбило пять ударов.
— А вот насчет этого вашего Бога… — неожиданно сказал Поквас. — Как вы можете молиться тому, что не можете понять? Как ему поклоняться?
— Молиться? — Короткий выдох, похожий на фырканье. У человека его можно было бы счесть усмешкой. — Никаких молитв, танцор. Есть поклонение. Мы поклоняемся тому, что выше нас, тем, что сотворяем кумира из собственной ограниченности и уязвимости…
Он покрутил головой, как будто ослабляя узел, и повторил:
— Мы… мы…
Он сгорбился, голова его поникла, как у раба, прикованного за шею к галере. Отсвет костра из костей плясал на его голом белом черепе.
Ахкеймион прогнал с лица хмурую гримасу. Одно дело — постигать тайну, и совсем другое — возводить ее в божественный ранг. То, что сказал нелюдь, сильно напоминало о Келлхусе и крайне мало походило на то, что Ахкеймион знал о мистических культах нелюдей. Он снова вгляделся во взрывную Метку Блуждающего: кто бы он ни был, его сила так же велика, как его древность… Ведь нелюдей осталось едва ли несколько тысяч, как Ахкеймион мог о нем не слышать?
Инкариол.
— Если тьма — действительно Бог, — скрипуче проговорил Сарл и, прищурившись, посмотрел в темное пространство, собрав лицо складками, — то я бы сказал, что в данную секунду мы пребываем где-то примерно в Его всемогущем брюхе…
На протяжении всей проповеди Клирика лорд Косотер продолжал точить меч, словно жнец, которому предстоит сжать урожай смысла речи нечеловека. Наконец, он остановился, встал и убрал в ножны серебристый, как чешуя, клинок. Огонь придавал Капитану инфернальный вид, окрасив потертые боевые доспехи в багровый цвет, поблескивая в косицах окладистой бороды и наполняя светом глаза, так же как наполнял светом черепа у его ног.
В воздухе искрило ожидание — Капитан говорил так редко, что каждый раз создавалось ощущение, будто его голос звучит впервые и грядет что-то зловещее.
Но вместо него заговорил другой звук. Тонкий, словно висящий на ниточке, растворяющийся в эхо…
Одна оболочка, оставшаяся от человеческого голоса. Рыдал человек, там, где никаких людей быть не должно.
Щурясь от яркого света второго «Небесного луча», экспедиция рассредоточилась по всему пространству Хранилища, и их тени простерлись перед ними на светло-пепельном полу, длинные, как деревья, уложенные в гать.
Плач затих, едва проявившись, и охотники, повскакавшие на ноги, остались стоять, сжимая в руках оружие. Все невольно повернулись к Клирику, восседавшему на своем высоком постаменте. Нечеловек молча указал в темноту, перпендикулярно пути, по которому они пришли.
Семеро самых молодых Шкуродеров остались с мулами, а двадцать с лишним остальных охотников рванулись в направлении, указанном Клириком, обнажив мечи и подняв щиты. Переполошившись не меньше охотников, Ахкеймион и Мимара заняли место в общем строю. Спины им омывал свет, а лица окунулись в тень. Галиан и Поквас оказались справа от них, а Сарл и Капитан заняли место слева. Никто не проронил ни слова, а напротив, напрягали слух так, что тишина казалась громоподобной. Щупальцами вытянувшиеся вперед них тени были такими черными, что сапоги, казалось, тонут в них при каждом шаге.
Чуть не целую стражу они прочесывали черно-белый мир света и тени, где потолком был растрескавшийся камень горы, а вместо стен — темные оскалы гробниц. Древние цепи от светильников, хоть и расположенные редко и на равных расстояниях, раздирали открытые пространства, перегораживая, как занавеси, мрачные помещения. Ахкеймион поневоле подумал, что в этом аллегория всего Апокалипсиса, которого они страшились.
Несмотря на яркий свет за спиной, темнота все сгущалась. Вскоре они уже казались странной вереницей полулюдей, с одними спинами, без туловища, которые колышатся в воздухе, как ветки на ветру. Пыль, окутывавшая их шаги, складывалась в призрачные тени в лучах света, льющегося между ними, — так клубится легкий туман в раннем утреннем солнце. Шли по-прежнему молча. Каждый держал наготове меч и щит.
Обширное Хранилище все не кончалось, зияя все новыми пещерами.
Когда они нашли того, кого искали, он стоял на коленях в середине пустой площадки, покрытой пылью, подняв лицо к блестящему видению, в которое превратился далекий теперь «Небесный луч». Шкуродеры окружили незнакомца узким опасливым кругом, всматриваясь в несчастного сквозь игру теней. Глаза у человека были открыты, но казалось, что он никого не видит. Он тоже был скальпером — легко можно было догадаться по ожерелью из зубов, которое он носил поверх кольчуги. Кожа его была темной, как у кетьянца, а борода грубо заплетена по-конрийски, но ничего из одежды этого народа на нем не было. Поначалу из-за тусклого далекого света, он показался выпачканным смолой. Темно-красного оттенка не разглядел никто из Шкуродеров, пока не подошли на расстояние нескольких шагов.
— Кровь, — первым пробормотал Ксонгис. — Он дрался…
— Рассредоточиться по периметру! — закричал Сарл остолбеневшей экспедиции. — Живо!
Шкуродеры рассыпались и, позвякивая оружием, ринулись выстраиваться шеренгой в темноте вокруг незнакомца. Ахкеймион, вместе с Капитаном и остальными, тоже подошел поближе, держа рядом Мимару на расстоянии вытянутой руки. Они собрались возле неизвестного, встав так, чтобы не заслонять свет. Повинуясь взгляду или движению лорда Косотера, Ксонгис бросил щит на пол и встал на колени рядом с неизвестным скальпером. Ахкеймион перешагнул щит, заметив, что в центре его украшали три ссохшиеся головы шранков, соединенные подбородками. Если раньше Мимару приходилось удерживать, теперь она сама тянула его за плащ, молча призывая отойти подальше. Когда он оглянулся на нее, она кивнула на незнакомца, устремив взгляд ему на колени.
Охотник держал руку, зажав между ладонями ее пальцы, как дорогой ценой отвоеванное золото…
Отрезанную женскую руку.
— Я его знаю, — сказал Киампас. — Это Заступы. Он из Кровавых Заступов.
При этих словах замызганное лицо перекосилось. Впервые потемневшие глаза оторвались от «Небесного луча», который пламенел на тесном горизонте. Казалось, взгляд незнакомца выискивает промежутки между склонившимися к нему лицами.
— Свет… — прошептал Заступ. Он прижал отрубленную руку к щеке и, покачиваясь из стороны в сторону, прикрыл глаза. — Я же обещал тебе свет…
Ксонгис положил руку на плечо незнакомцу, и тот вздрогнул.
— Что произошло? — спросил императорский следопыт. Суровость его тона смягчалась переливами джекийского акцента. — Где твоя артель?
Человек посмотрел на Ксонгиса как на помеху, грубо вторгающуюся в его мир.