Утром в устье реки Фай появились сотни заморских галер и каракк. Прибыли Багряные Шпили, двор короля-регента и более десяти палатинов-губернаторов. И еще легионы пехотинцев из низших каст, которые с тех пор все высаживались на берег. Казалось, весь Верхний Айнон явился, чтобы присоединиться к Священному воинству.
Император ликовал. С тех пор как за несколько недель до того из-под стен столицы убралось Священное воинство простецов, в Момемн прибыло более десяти тысяч туньеров под командованием принца Скайельта, сына печально знаменитого короля Раушанга, и как минимум вчетверо больше тидонцев под командованием Готьелка, воинственного графа Агансанорского. К несчастью, ни тот ни другой не поддались обаянию его дядюшки – скорее, напротив. Принц Скайельт, когда ему подсунули договор, хмуро обвел императорский двор ледяным взглядом голубых глаз, молча повернулся и ушел из дворца. А старый Готьелк пинком опрокинул пюпитр и обозвал дядюшку не то «кастрированным язычником», не то «развратным педерастом» – на этот счет толмачи расходились во мнениях. Надменность варваров, в особенности норсирайских варваров, была беспредельна.
Однако дядюшка надеялся, что с айнонами ему повезет больше. Айноны – кетьяне, как и нансурцы, древний, расчетливый народ – опять же, как и нансурцы. Айноны – культурная нация, хоть и цепляются за свой архаичный обычай носить бороду.
Конфас пристально посмотрел на Скеаоса.
– Думаешь, они это сделали нарочно? Чтобы застать нас врасплох?
Он помахал пергаментом, чтобы чернила побыстрее высохли, потом передал его своему курьеру. То был приказ Мартему: вернуться к Момемну и патрулировать земли к югу от столицы.
– Я бы на их месте поступил именно так, – откровенно ответил Скеаос. – Если на твоей стороне достаточно мелких преимуществ…
Конфас кивнул. Главный советник перефразировал знаменитое изречение из «Сношения душ», классического труда о политике, принадлежащего перу философа Айенсиса. На миг Конфасу подумалось: как странно, что они со Скеаосом настолько презирают друг друга! В отсутствие его дяди они прекрасно понимали друг друга, подобно соперничающим сыновьям несправедливого отца, которые время от времени могут забыть о соперничестве и признать общность своей участи, заведя обычную беседу о том о сем.
Конфас встал и посмотрел на старика сверху вниз.
– Ну что ж, веди, папаша!
Не заботясь о тонкостях бюрократического престижа, Конфас со своим штабом устроился на самом нижнем уровне Андиаминских Высот, который выходил на Форум и Лагерь Скуяри. До Тайной Палаты, расположенной на самом верху, путь был неблизкий, и Конфас про себя лениво прикидывал, осилит ли его старый советник. За годы существования дворца не один из императорских придворных помер от того, что «сердце прихватило», как говорили во дворце. По рассказам бабушки, в былые времена императоры нарочно пользовались крутыми лестницами дворца, чтобы избавляться от престарелых и сварливых чиновников, поручая им отнести послания, якобы слишком важные, чтобы доверить это рабам, и требуя немедленно вернуться с ответом. Андиаминские Высоты не щадят слабых сердец – ни в прямом, ни в переносном смысле.
Конфас нарочно пошел быстрым шагом – скорее из любопытства, чем по душевной злобе. Он просто еще никогда не видел, как умирает человек, у которого прихватило сердце. Но Скеаос, однако, не жаловался, и никаких признаков напряжения не выказывал, если не считать того, что размахивал руками, как старая обезьяна. Не задыхаясь и не сбиваясь с ритма, он принялся посвящать Конфаса в подробности договора, заключенного между Багряными Шпилями и Тысячей Храмов, – настолько, насколько эти подробности были ему известны. Когда Конфасу стало ясно, что Скеаос обладает не только внешностью, но и выносливостью старой обезьяны, молодому военачальнику сделалось скучно.
Миновав несколько лестниц, они очутились в Хапетинских садах. Конфас, как всегда, окинул взглядом то место, где более сотни лет тому назад был убит Икурей Анфайрас, его прапрадед. В Андиаминских Высотах не было числа подобным памятным гротам и закоулкам: местам, где давно почившие властители совершили тот или иной постыдный поступок или, напротив, сами пострадали от чего-то этакого. Конфас знал, что его дядюшка всячески старается избегать этих закоулков – разве что уж очень пьян. Для Ксерия дворец был буквально напичкан зловещими напоминаниями об умерших императорах.
Но для самого Конфаса Андиаминские Высоты были скорее сценой, чем усыпальницей. Вот и теперь незримые хоры наполняли галереи торжественными гимнами. По временам облака благовонного дыма застилали коридоры и окутывали светильники радужным ореолом, так что казалось, будто взбираешься не на холм, но к самым вратам небес. Будь Конфас не обитателем, а посетителем дворца, девушки-рабыни с обнаженной грудью поднесли бы ему крепкого вина с подмешанными в него нильнамешскими наркотиками. Пузатые евнухи вручили бы дары: ароматические масла и церемониальное оружие. Как сказал бы Скеаос, все было рассчитано на то, чтобы накопить побольше мелких преимуществ: заставить растеряться, проникнуться благодарностью и благоговением.
Скеаос, по-прежнему не запыхавшийся, продолжал извергать казавшийся бесконечным поток фактов и наставлений. Конфас слушал вполуха, дожидаясь, пока старый дурак скажет хоть что-то, чего он еще не знает. Тут главный советник дошел до Элеазара, великого магистра Багряных Шпилей.
– Наши агенты в Каритусале сообщают: все, что о нем рассказывают, – ничто по сравнению с тем, каков он на самом деле. Десять лет тому назад, когда его учитель, Саше-ока, скончался по непонятной причине, он был не более чем младшим наставником. И вот не прошло и двух лет, как он сделался великим магистром самой могущественной школы Трех Морей. Это говорит о невероятном уме и способностях. Вам необходимо…
– И голоде, – перебил Конфас – Никто не достигает столь многого за столь короткий срок, не будучи голодным.
– Ну, наверное, вам лучше знать.
Конфас хмыкнул.
– Ну вот наконец-то передо мной тот Скеаос, которого я знаю и люблю! Угрюмый. Охваченный тайной, запретной гордыней. А то я уж забеспокоился, старик!
Главный советник продолжал как ни в чем не бывало:
– Вам необходимо быть чрезвычайно осторожным, когда вы будете с ним разговаривать. Поначалу ваш дядюшка думал вообще не приглашать вас на эту встречу – до тех пор, пока лично Элеазар не потребовал вашего присутствия.
– Что-что мой дядюшка?
Конфас, даже когда скучал, не пропускал важных мелочей.
– Думал не приглашать вас. Он боялся, что великий магистр воспользуется вашей неопытностью в подобного рода делах…
– Не приглашать? Меня?!
Конфас взглянул на старика искоса. Ему почему-то не хотелось верить советнику. Уж не ведет ли тот какую-то свою игру? Быть может, он нарочно подогревает их с дядей взаимную неприязнь?
А может, это еще одна дядюшкина проверка…
– Но, как я уже сказал, – продолжал Скеаос, – теперь это все переменилось – почему я сейчас и ввожу вас в курс дела.