Тонга знал, что есть люди, видящие незримое. Давно, еще у себя на родине, у него был знакомый колдун. Он лечил людей, разыскивал потерявшихся коров и коз и мог предсказывать погоду… Но девушка, похоже, и впрямь за него испугалась. Он поборол искушение обернуться и покачал головой:

– Она уже давно идет за мной следом, куда бы я ни свернул.

– Будь осторожен, господин, – тихо проговорила танцовщица, – и никому не верь. Тот, кому ты доверишься, предаст тебя еще до рассвета.

* * *

Солнце уже садилось, когда Тонга, наконец, выбрался из лабиринта узких улочек, которые вели куда угодно, только не туда, куда нужно.

Дорога все время поднималась. В какой-то момент она закончилась и началась лестница, над которой шумели широкие и жесткие листья платанов. Вокруг раскинулись пышные фруктовые сады. Они взбирались все выше в горы, словно обнимая их своими зелеными руками. Изредка в темной пене мелькали крыши дворцов и летних беседок. То там, то тут море листвы прорезали лестницы: крутые и пологие, стершиеся за века и совсем новые. Когда перед усталыми глазами беглеца выросла белая стена, он почти лишился ног от усталости и дышал, как выброшенная на берег рыба – мурена, выпучив круглые бессмысленные глаза и шевеля губами.

Лестница упиралась в чугунное кружево решетки, в котором в строгой симметрии сплетались тяжеловесные цветы из красной бронзы и листья из желтой. За решеткой темнел сад, такой же, как и все сады в Акре – огромный дикий и неухоженный.

Тонга не стал стучать в ворота, поднимая на ноги дворцовую охрану. Не стал он и штурмовать белые стены дворца. Все случилось гораздо проще и обыденнее. И именно ради этой простоты и обыденности Тонга проделал такой долгий путь.

В монолитной стене, как считали и сами правители Акры с незапамятных времен, было всего двое ворот: парадные и те, что выходили на задний двор. Никто не помнил и не хотел помнить, что в том месте, где стена дворца вплотную примыкает к высокому забору, в ней был прорублен ход, который вел с улицы прямо в просторные помещения дворцовой кухни. Ход этот заканчивался массивной дверью из той породы дерева, которое со временем не дряхлеет, а обретает твердость камня. Дверь была закрыта на замок, а ключ потерян еще в те времена, когда Кинр со своими людьми бежал из дворца и из Акры.

Так думали те, кто правил Акрой ныне.

Но они ошибались.

Каждую ночь дверь отпиралась, и молчаливые сильные люди ныряли в чрево огромной кухни. Дальше им ходу не было, но они и не стремились дальше. Здесь, среди огромных, заляпанных сажей котлов устрашающих размеров, вертелов и очага, в котором можно было изжарить быка целиком, находилось свое царство.

Кухня была самым настоящим суверенным государством на территории дворца: со своим правительством, законами, экономикой, армией и внешнеполитическими связями. И то, что никто посторонний об этом государстве не знал, ничуть не тревожило его самодержавного правителя – повара-раба Керболая. Дворцовая охрана избегала спускаться в помещения кухни, где всегда было жарко, стоял невыносимый запах лаврового листа и помоев и толпой сновали грязные, потные рабы. Никто не мешал Керболаю заправлять кухонной жизнью, следуя своим прихотям. Он и заправлял: держал армию рабов железной рукой. Ослушника заставляли выполнять самую тяжелую и грязную работу (а ее на кухне всегда хватает) и отлучали от шумных и пьяных оргий с рабынями, которые начинались в царстве Керболая, едва в верхних помещениях дворца гасили факелы, а могли и ненароком толкнуть в чан с кипятком.

Заветной же дверцей Керболай сумел распорядиться с мудростью воистину государственной.

Как-то, будучи еще обычным кухонным рабом, и не помышлявшим о своей будущей власти, ползая в золе, Керболай нашел ключ с хитрой бородкой и, смекнув, в чем дело, спрятал его от посторонних глаз. И долгих двенадцать лет молчал о своей находке, пока не стал тем, кем стал. Впрочем, он молчал о ней и сейчас. Суеверные рабы считали Керболая колдуном, знавшим заветное слово, и если жадность не могла заставить их молчать и подчиняться старшему повару, это делал страх.

Керболай свел короткое знакомство с купцами-еверами и тоненький, но бесперебойный ручеек заморских вин и редких пряностей потянулся из дворца правителя прямо на базар.

Сейчас Керболай был уже богат и давно мог бы выкупиться из рабства. Но повар хорошо понимал, что вместе с железным ошейником лишится и короны. И не торопился на волю.

Вот к нему, к Керболаю, и спешил Тонга, пряча в кошельке второй и последний ключ от заветной двери.

Глава вторая

Обычно в тот самый час, когда жизнь замирала наверху, она оживала внизу. Но в эту ночь привычный распорядок оказался нарушен. Сперва появился этот странный чужеземец с желтой кожей и острыми скулами, с которым почему-то нельзя было говорить, словно в Акре никогда не видели чужеземцев. Потом возник Керболай. Он был то ли зол, то ли чем-то чрезвычайно встревожен. Не тратя лишних слов, пинками, он разогнал рабов по кладовкам и запер всех на ключ. Они сидели в темноте, шепотом делясь друг с другом подозрениями и догадками, одна страшнее другой. Самой достоверной казалась версия, что старший повар принимает у себя чародея из далекого Китая, и они обсуждают, что лучше сделать: превратить всех в ишаков, добыть из дерьма золото, погасить солнце или просто начать плеваться огнем… Тихие голоса бедняг были полны тревоги. Но никто не спешил рассеять страхи кухонных рабов. В эту ночь всем было не до них.

Тонга и Керболай сидели на ступенях лестницы, которой заканчивался короткий и темный коридор. Они не глядели друг на друга. Каждый перебирал в памяти, все ли сделано и так ли, как надо. Вроде бы ни в чем они не ошиблись, но ведь это всегда так кажется, а потом хватаешься за голову, да поздно.

– Собаки, – вдруг тихо произнес Керболай.

– Что собаки? – не понял Тонга.

– Собаки на воле. И ничего с этим не сделаешь. Их кормят только утром, чтобы к ночи злее были.

– Много собак? – спокойно спросил Тонга, весь подбираясь.

– На всех хватит, – хмуро отозвался Керболай, – это ведь не домашние собачки. Это настоящие охранные псы. Каждый стоит как три породистых коня. Знаешь, как их выводят?

Тонга равнодушно качнул головой. В данный момент ему было абсолютно все равно, как выводят охранных собак. Но Керболай понял его молчание как знак согласия.

– На племя отбирают самых свирепых. Когда сука приносит первых щенков, их растят, пока щенки не перестают сосать. Тогда их забирают от матери и до захода солнца не кормят. А потом дают им мясо на длинной палке. Щенки вцепляются в мясо зубами. Палку тянут назад. Они, конечно, не отпускают… Тогда берут саблю и всем щенкам отрубают головы. Если хотя бы две-три головы продолжают держать мясо, значит, пара годится. Следующий помет оставляют весь.

– И такие зверюги бродят ночью по саду? – Против воли голос Тонги вздрогнул. – А как же охрана, рабы…

– Своих они не трогают, – отозвался повар, – а вот чужие… Поверь мне, гонец, лучше бы вам было подождать до завтра.