— Я не знаю тем более!
— Ну так ты поднапрягись да и скажи, ты ж характерник, — продолжала приставать румяная краса, стыдливо теребя платочек. — Вот ты сам кого б выбрал?
— Никого.
— Почему?
— Потому что мужчинами не интересуюсь, — сорвался было я, но, глянув на раненого денщика, быстро взял себя в руки. — Давайте мы просто будем пускать их сюда по одному, они мне спасут Прохора, а вы лишний раз посмотрите со стороны. Может, чего и почувствуете. Томление там какое сердечное…
— А как почую?
— Ну сразу того и хватайте.
— А коли они брыкаться будут?
— У вас валёк есть. Да и мы поможем, если что, подержим за ноги… Тьфу, чего я несу?! Кто там будет брыкаться? Они же сами пришли!
— И то верно, — подумав, определилась бабка Фрося. — На верёвке никого силком не тянули. Давай заводи претендентов по одному — я избирать изволю!
— А я что ж, стало быть, не участвую? — обиженно надулся мой недальновидный денщик, и мне пришлось в двух словах, шёпотом, на ухо, без мата объяснить ему, на что конкретно он тут нарывается. Старый казак от потрясения минуты три икал не переставая. Ефросинья кинулась прихорашиваться перед зеркалом (насколько это вообще возможно), ну а я взял на себя непривычную роль свата и переговорщика.
— Всё на мази, — выйдя за дверь, громко объявил я трём мрачно сопящим женихам. — Невеста в целости и сохранности. Себя соблюла! А мой денщик всего лишь лежит раненый на единственной свободной кровати. Всё прочее — сплетни и зависть!
— Да мы так и поняли, человече, — прогудел за всех мясник Павлушечка. — Не в казачьем вкусе всю специфическую прелесть предмета наших вожделений разглядеть. А нам-то как быть порекомендуешь?
— Ну, вы свою тайную страсть уже всему городу раскрыли. — Толпа нечисти поддержала меня согласными выкриками. — Теперь чего уж таиться? Идите по одному в дом, я сам за каждого из вас девице Ефросинье кланяться буду. А уж с кем она потом на свидание сподобится, не мне решать, это кому как карта ляжет…
— Без обид, хорунжий, — прилюдно поклонились все трое.
Дальше дело пошло-поехало… Кабатчик Вдовец бегло глянул на рану Прохора, достал из кармана штоф водки, чего-то туда сыпанул, размешал, дождался, пока пойдёт дым, и дал как анестезию. С двух глотков мой денщик уже и лыка вязать не мог, рухнув в забытьи счастливый, словно сельское порося в весенней луже. Явившийся следом Павлушечка оценил сложность операции, оттопырил мизинец на левой руке, окунул ноготь в остатки той же водки и одним незаметным глазу движением выковырял из казачьей спины свинцовую пулю. Вошедший последним отец Григорий, поняв, что читать за упокой не придётся, изорвал на бинты свою нижнюю рубашку, профессионально перебинтовал жертву недострела, потом на всякий случай сплясал лезгинку и спел «Сулико». Вежливости ради ему поаплодировали даже Павлушечка с Вдовцом. Потом мы все, пятеро мужчин, уставились на бабку Фросю, ожидая её приговора.
— Ах, чёй-то я и не определилась исчё… — кокетливо взмахнула ресницами русая краса. — Дайте, что ль, посоображать до утренней звезды. А теперича идите-ка. Я с вас стесняюсь…
Трое женихов не успели наброситься на старую кровососку с кулаками, когда снаружи громом небесным прогремел раздражённый голос самой Хозяйки:
— Иловайский! Ты чего тут за демонстрацию устроил? У тебя разрешение на проведение несанкционированных митингов есть? Нет?! Тогда марш ко мне, я тебя арестовываю!
Честно говоря, идти совершенно не хотелось. Я всё ещё дулся на мою непостоянную любовь, но сердце не обманешь — куда позовёт, туда и пойду строевым шагом…
— И дядю Прохора с собой захвати. Я всё про вас знаю!
Ну вот, теперь оставалось лишь молча развести руками и попрощаться с гостеприимным домом старой людоедки.
— Спасибо за всё, баба Фрося, — тепло поблагодарил я, помогая своему денщику подняться. — Мы с вами ещё встретимся. За мной должок…
— Ты об чём, казачок? — Кокетливая мымра изобразила полное непонимание.
— О нашем общем румынском знакомом.
Ефросинья со стуком захлопнула рот, а троица женихов многозначительно перемигнулась. Надеюсь, я не слишком сдал бабку? Ну да ладно, мы вышли на крыльцо, прохладный воздух быстро выветрил из Прохора остатки «анестезии», а подскочивший эскорт из шестнадцати бесов с новёхоньким гробом на лафете быстренько доставил нас через весь город к Хозяйкиному дворцу. Помогли слезть, отсалютовали и успешно смылись, не дожидаясь огнестрельного ворчания львиных голов. Калитка в воротах на сей раз была гостеприимно распахнута. Это что же такое случилось за два часа, что мне здесь вдруг неожиданно рады? Я пропустил Прохора вперёд, шагнул следом, привычно потрепал по колючей холке ближайшего адского пса, вытащив у него из-под ошейника клочок бумаги.
«Беги, Илюха, засада!» — молча прочёл я, яростно скомкал записку, сдвинул папаху на затылок и… пошёл за денщиком. А будь что будет, надоело мне от всего подряд бегать! К тому же очень интересно посмотреть, кто ж это так запугал мою Катеньку, что она своими ручками мою голову под топор суёт?
Мы поднялись наверх, вошли в гостиную и церемонно поклонились Хозяйке. Катя, одетая в строгое коричневое платье под горло, с забранными в пучок роскошными волосами, встретила нас подозрительно радушно:
— Здравствуй, дорогой гость Илья Иловайский! Очень рада видеть тебя сегодня вместе с новым другом! Представишь нас?
— Это Прохор, — напомнил я, думая, что она забыла.
— Здравствуйте, Прохор! — Моя ненаглядная обожгла меня нехорошим взглядом, косясь в сторону двери на кухню.
Ага, понятно…
— Прохор, это Катя.
— А то я не знаю, хлопчик. — Старый казак тоже посмотрел на меня, как на ненормального, и вдруг, навострив уши, повёл бровью влево, к сортиру да ванной комнате.
— Вот и познакомились, — жизнерадостно заключила Катенька. — Давайте чай пить, у меня для вас вку-у-усные конфеты есть! «Анабиоз» называются.
Мы с Прохором, переглянувшись, ударили одновременно. Он — плечом, я — ногой. Двоих мужчин вместе с дверью вмяло в кафель, третьего, коренастого, приложило к потолку, да так, что он стал шире вполовину. Ещё минута нам понадобилась на то, чтоб увязать троих разбойников спина к спине, руку за ногу, ногу за шею. В общем, шевелиться в таком весёлом макраме вряд ли было полезно для здоровья.
— Это кто ж такие? — оглядывая троицу бритоголовых типов в свободной зелёной одёжке с пятнами, уточнил Прохор. Я напомнил ему о недавней пуле и нежелательности лишних движений, но он лишь отмахнулся, повторив вопрос самой Хозяйке: — Ты тут, девка, не дури, всё по чести говори. Кто такие, что хотели, зачем в хату залетели? В чём твоя вина, раз ты здесь не одна, и за что моему Илюшке такие плюшки?!
Ответить Катенька не успела. Дверь в её спальню распахнулась, а на пороге стоял тот самый лысый чин из Санкт-Петербурга. Только на этот раз одет он был так же, как и те, кого мы связали, и в руке держал нечто вроде дорожного пистолета. То есть маленький, чёрный, но, судя по всему, очень опасный предмет из их светлого будущего.