— Так, сели быстро, оба! Руки на стол, чтоб я видел. Предупреждаю, одно движение, и предупредительного выстрела вверх не будет.
Я дал Прохору знак не изображать героя. В конце концов, пусть выскажется лысый, а завалить его мы завсегда успеем, дело-то нехитрое…
— Девушка обещала угостить вас чаем? Пожалуй, я тоже выпью. После чего вы, Иловайский, отправитесь со мной. Вашего старшего товарища вернут в расположение полка. Но не заставляйте нас применять силу. Просто смиритесь.
— С чем? — откинувшись на табурете, спросил я.
Лысый боковым зрением, не спуская с нас глаз, убедился, что ему налили чаю, и только тогда ответил:
— С вашей будущей карьерой. Понимаете ли, Илья… Я ведь могу обращаться к вам просто по имени? Так вот, мы уже давно внимательно наблюдаем за вами. Катерина Тихомирова до сих пор не давала нам ясной картины ваших отношений. То есть о ваших к ней чувствах мы в курсе, а вот о том, какие неожиданные таланты в области ясновидения и парапсихологии вы проявляете…
— Это то, о чём я тебя предупреждала, — сипло ответила на мой взгляд Катя.
— Вы хотите меня изучать? Как какую-нибудь крысу лабораторную?
— Ну, быть может, не столь жёстко, молодой человек, — неуверенно усмехнулся лысый. — Однако в целом аллегория верная. Я призываю вас добровольно послужить науке.
— А если я откажусь?
— Зачем же сразу отказываться? Вам предоставляется невероятный шанс, один на миллион или на миллиард. Другой мир, цивилизация, демократия, возможность учёбы, престижная работа, высочайший уровень жизни! К тому же мы готовы предложить вашей знакомой должность ассистента при научно-исследовательской группе. Вы будете видеться с ней каждый день. Никто не станет вмешиваться в ваши личные отношения. Вы меня понимаете?
— Кажется, да. — Я скрестил руки на груди. — То есть у меня будет всё, кроме возможности самому распоряжаться своей жизнью?
— Вы так молоды, Илья, — с чувством протянул жандарм, не убирая пистолет. — Всё ещё слишком молоды и горячи в суждениях. Что ждёт вас здесь? Грязь, антисанитария, болезни, войны, развязанные царизмом, и пустая смерть. А как же прогресс? А торжество человеческого разума? А возможность послужить людям всего мира? Я уж не говорю о…
— Чайник, — прервал я его.
— Это вы мне? Вы называете меня «чайником»?! — непонятно на что обиделся он.
— Нет, я имел в виду: берегитесь, чайник!
В тот же миг белый пластиковый чайник, слава богу, без горячей воды, огрел его по макушке! Катя тяжело выдохнула, потрясая отбитыми пальцами, и пнула ножкой рухнувшее на пол тело…
— Всё. Илюха, видал, на что я ради тебя иду?
— Счастье моё долгожданное…
Нимало не стесняясь строгого денщика, деликатно отвернувшегося в сторону, мы бросились друг другу в объятия, и мои губы обжёг самый сладостный поцелуй на свете! Всё, что было до этого, — пропало, растворилось в чарующем меду её упоительных губ! Я потерял голову, ощущение реальности, пространства, времени и…
— Ох… — Моя ненаглядная с трудом прервала феерию лобызания, волевым усилием ставя себя и меня на место. — Тормозим. Что-то занесло меня, как Шумахера на Московской кольцевой. Дядя Прохор, вы там с ним чё-нибудь…
— Уже, Хозяюшка, уже, милая. И в ванную отнёс, и к сотоварищам привязал крепко-накрепко. Небось как очухается, ему в единой компании веселее будет…
— Надеюсь. А теперь бегите отсюда оба!
— Чего?! — вытаращились мы.
— Я говорю, бе-ги-те! — охотно пояснила Катя, берясь за разговорную грушу. — Потому что прямо сейчас я должна орать, визжать, вопить и убеждать вышестоящее начальство, что Иловайский с денщиком вырвались из плена, покалечив всю группу захвата. Мне поверят, я все камеры видеонаблюдения в доме отключила.
— Но… ты же этого… сама чайником?
— А он это видел? — резонно парировала моя ненаглядная. — Спишем на твои паранормальные способности. Типа передвигаешь предметы силой мысли! Илья, любимый, родной, милый, ну не томи, валите уже отсюда, пожалуйста!
Я послал ей воздушный поцелуй, схватил за рукав Прохора, и мы дали тягу. Не знаю, как Хозяйка успела оповестить горожан, но на улицах к нам вновь никто не цеплялся. До арки дошли беспрепятственно, бес-охранник в том же кавалергардском мундирчике ещё честь отдал на прощанье. Поднялись наверх, закрыли могилу, сели сверху отдышаться, и только после всего этого мой усталый денщик тихо добил:
— Ты ж у неё вроде совета спросить собирался?
— Спасибо, вовремя напомнил. Что-то мне кажется, ей там внизу сейчас точно не до нас. У неё своих проблем хватает.
— Стало быть, знаешь, как выкрутиться?
— Одна мыслишка есть, — хищно осклабился я. — Время-то к ночи. А не прогуляться ли мне на охоту?
— Далеко?
— На Карпаты. Они сейчас тут недалече, верстах в пяти-шести, за поместьем графа Воронцова.
— Так и я с тобой.
— Нет, дорогой товарищ. — Я решительно встал, подал руку неподъёмному Прохору. — Ты пойдёшь в лазарет и сдашься Фёдору Наумычу! Даже не вздумай спорить, я на тебя управу найду, я дядюшке пожалуюсь!
Мой бородатый нянька дважды открывал рот, собираясь с ответом, но, видимо, ничего достойного предложить не смог. Сколь ни пустяковая рана, однако ж пуля есть пуля. Отлежится хотя бы до завтра, не будет осложнений, тогда и поговорим…
— Я тя одного, хлопчик, всё равно никуда не… — Договорить он уже не смог, державшийся на пределе нечеловеческих сил старый казак просто рухнул на меня в полной потере сознания.
Мне пришлось взвалить его на хребет и вот так вот честно тащить до наших палаток. Там уже сдать с рук на руки подоспевшим казачкам, попросить доставить в лазарет и особо напомнить, ежели впадёт в буянство, требуя отпустить его ради моей защиты от врагов немереных, — так привязать к кровати и нещадно поить валерьянкой! А не проймёт, тогда уж и спиртом, не жалко, лишь бы успокоился. Фёдор Наумович такое умеет…
У меня самого на сегодня были вполне чётко очерченные задачи. Взять коня, добраться до усадьбы Воронцовых, пристрелить этого вампира к ёлкиной-едрёной-ёжкиной матери, а со своей любовью мой героический родственничек уж как-нибудь сам разберётся. Не буду в это лезть, оно мне так уж надо? Да с недельного перепою не упёрлось!
Верный араб скучал по мне на конюшне, повесив уши и поджав хвост. Видимо, жутко огорчился, что его не взяли погулять на кладбище. Я сунул руку в карман, выгреб последние сухарные крошки, сунул ему под нос. Он с наслаждением вдохнул запах ржаного хлеба и деликатнейше слизнул всё, что было у меня на ладони. Потом поднял умную морду и ткнулся тёплым плюшевым храпом мне в плечо…
— Извини, дружище, совсем я тебя забросил. Сколько лет на Дон купаться не ходили? Вот именно… Прости, прости, сейчас только с младшей дочерью губернатора разберусь, вампира румынского об колено переломаю, десяток чумчар беззаконных набью, весь полк от заразы вылечу, учёных домогающихся к ногтю прижму, Катеньке своей разлюбезной сердечный разговор устрою — и сразу купаться! А потом ещё и за границу съездим, царь-батюшка нам мятежную Польшу показать обещался…