Даша услышала шорох, когда выход из парка был совсем рядом, и вздрогнула. Первым побуждением ее было позвать Прошку, но в ту же секунду она вспомнила, что пес остался дома. Даша обернулась, вглядываясь в уже поредевшие кусты и деревья, и различила замершую за ними фигуру. Она не двигалась, просто стояла, и ей пришла в голову глупая мысль – это тот же человек, который смотрел на нее из окна пансионата. Но Даша тут же поняла, что такого не может быть. Если только он не кинулся бежать за ней сразу же, как только она отвернулась от окна, а это было очень сомнительно…
– Простите, вам что-нибудь нужно? – громко спросила Даша, не сводя глаз с фигуры за кустами.
В ответ раздался негромкий звук, напоминающий смешок, и ей стало не по себе. Истории об убийствах и изнасилованиях в парках всплыли у нее в голове, и Даша сделала шаг назад, ощутив под подошвой мягкую, пружинящую листву. Человек за кустами тоже шагнул вперед. Теперь Даша была уверена, что это мужчина, но, как ни старалась, не могла рассмотреть его лица. «Глупо, – промелькнула мысль, – очень глупо нападать на человека среди бела дня. Здесь может ходить кто угодно…» Но человек за кустами двинулся к ней, и Даша сделала единственно правильную вещь, которую могла сделать, – молниеносно развернувшись, она помчалась по дорожке, стараясь думать только об одном – куда правильно ставить ногу, чтобы не поскользнуться и не упасть. Не оборачиваясь, она знала, что человек бежит за ней, и знала, что если он догонит ее, то ей никто не поможет.
Он бежал за ней, грязно матерясь про себя, запоздало понимая, что нужно было сразу же бросаться на эту стерву, а не стоять и наслаждаться ее растерянностью и страхом. Но кто мог знать, что сучка рванет с места, как спринтер! Для немолодой бабы она бежала очень быстро, и его подхлестывала злоба из-за того, что она так обманула его ожидания. Он забыл про собственную безопасность, забыл о том, что во дворах могут быть люди, он хотел только одного – догнать ее.
Даша почувствовала, что задыхается. Она полностью выложилась в парке, и теперь, когда до подъезда оставалось добежать совсем немного, ее начало охватывать отчаяние. Господи, какой-то бред! Я сейчас начну кричать, подумала она, но тут же поняла, что на ее крик никто не успеет отреагировать, а если и успеет, все равно будет уже поздно. На ходу сунув руку в карман и нащупав ключ от подъезда, она с ужасом осознала, что около подъезда-то он ее и догонит, потому что она не успеет отпереть дверь. Но, завернув за угол дома, Даша увидела перед собой широко распахнутую дверь, которую, наверное, в очередной раз забыла закрыть старушка с первого этажа. Взлетев по ступенькам, Даша потянула на себя тяжелую дверь и успела увидеть, как резко разворачивается почти добежавший до ее дома человек, как он бежит обратно.
Сердце бешено колотилось. Дрожащими руками Даша вызвала лифт и чуть не закричала в голос, когда на ее площадке в сторону мусоропровода метнулась какая-то тень. Но это оказалась соседская кошка, и Даша истерически рассмеялась. Она почти спокойно вошла в квартиру, разулась, повесила на место куртку и погладила вышедшего ей навстречу Прошу, который настороженно и недоуменно посмотрел на хозяйку.
– Все в порядке, мой дорогой, – тяжело дыша, сказала Даша, ощущая, что страх растворяется рядом с собакой. – Все в порядке. Я больше без тебя гулять не буду.
Она взяла телефонную трубку, быстро набрала номер и произнесла ровным, лишь чуть запыхавшимся голосом:
– Ты не мог бы приехать? За мной в парке гнался какой-то человек, он меня очень испугал. Да, пожалуйста. Спасибо, я тебя жду.
Потом села на табуретку в кухне и разрыдалась.
Римма Красницкая, много лет назад
Римма, не торопясь, шла по тротуару, щурясь от яркого солнца. День был чудесный, солнечный и теплый, а вовсе не жаркий.
«Ре-пе-ти-тор, ре-пе-ти-тор», – звонко выстукивали ее каблучки по мостовой. Римма всегда носила высокие каблуки – во-первых, потому что сама была маленького роста, а во-вторых, потому что считала, что две вещи делают женщину настоящей женщиной: каблуки и шляпка.
Шляпки, положим, на ней сегодня не было. А каблуки были всегда – даже дома Римма носила маленькие туфельки, что очень нравилось Васеньке.
– Пигалица ты моя, – ласково приговаривал муж, надевая ей на ноги лодочки. – Красота неописуемая!
И Римма продолжала цокать по дому на каблучках, к возмущению соседей. Но на них они с Васей не обращали внимания. Пускай себе в тапках ходят, если хотят.
Сегодня Римма шла на занятия к очередному мальчику, решившему подтянуть свой французский язык для поступления в институт. Мальчик был неплохой, старательный, и заниматься с ним Римме нравилось. Ей вообще нравилось ее дело – нравилось приходить в чужие квартиры, незаметно осматриваться в них, нравилось уважение, которое проявляли к ней и ученики, и их родители. Особенно – родители. Некоторые начинали заискивать, но этого Римма не любила.
А больше всего нравилось ей, когда в прихожей уже перед самым ее уходом ей протягивали конвертик – мягкий, чуть помятый. И она неторопливо расстегивала молнию своей модной сумочки (чтобы хозяева успели оценить и прелесть сумочки, и неторопливость ее жеста) и опускала туда конвертик. Вжик – застегнула молнию, кивнула хозяевам с высоты своих метра пятидесяти шести сантиметров, попрощалась – и домой, домой, выстукивать каблучками «по-лу-чи-ла, по-лу-чи-ла».
Еще пять лет назад Римма решила, что жить так, как окружающие, они с мужем не будут. А будут… Нет, не шиковать, конечно, но и не бедствовать. Главное – иметь возможность позволить себе чуть больше, чем те же соседи в тапочках. Вот чего хотела Римма и в чем она убеждала мужа.
Василию, положим, было труднее, чем ей. Хоть и врач он хороший, и больница, где он работал, – одна из лучших в городе, но больше зарплаты не заработаешь – опасно. Опасностей Римма не любила. А вот она сама вполне могла к своей зарплате преподавателя прибавить конвертики, которых постепенно становилось все больше и больше: Римма Красницкая была хорошим репетитором. Последний год они с Васей наконец-то смогли позволить себе покупать и мелочи всякие приятные, вроде той же сумочки или перчаток, и чуть-чуть откладывать. «А пальто Васеньке какое чудное купили!» – вспомнила Римма Сергеевна и заулыбалась. Но улыбка быстро стерлась с ее лица: она вспомнила, что ей предстоит принять до сих пор неприятное решение.
Неприятное решение было связано с просьбой ее старой приятельницы Катьки Черненко. Они дружили с первого курса института – Римма, Катька и две Наташи, Наташа Красько и Наташа Бородина. К легкомысленной Катьке Римма относилась слегка покровительственно и свысока, а вот перед обеими Натальями чуть робела – особенно перед Бородиной. Та была вся такая безупречная, говорила всегда правильно и красиво, да и поступала всегда тоже правильно и красиво. Пока Римма бегала по своим ученикам, Бородина заканчивала аспирантуру и справедливо считалась самой умной из приятельниц.