Это подействовало на нее как дуновение свежего ветра над ее разгоряченной плотью, но в это мгновение он переключился на другую грудь, на тот пик, который был до сих пор обделен его вниманием.
Она выгнула спину, будто стала марионеткой, управляемой его руками.
Наградой ей был его приглушенный смех.
— Сколько вам лет?
Его губы спускались по ее телу все ниже. Вот они прикоснулись к ее животу, потом заскользили к пупку.
— Далеко за двадцать.
— Гм-м… Но вам еще многому предстоит научиться.
— Научиться?
Он потянулся рукой к ее груди и принялся ласкать ее, другая рука в это время ласкала и гладила ягодицы и бедра.
— О да!
Его голос звучал вполне уверенно.
— И начать можно сейчас же.
Алатея не возражала. Теперь она воспринимала Габриэля по-новому, видела его внутренним взором иначе, это новое знание было пленительным и зачаровывало ее. Этот нежный и страстный соблазнитель был совсем не похож на человека, которого она знала многие годы. Она никогда прежде не видела его в этом качестве взрослого чувственного мужчины, и сейчас он представал перед ней обворожительным существом, таким загадочным и таким притягательным.
Мир ускользнул, исчез, реальность стала призрачной, когда его руки снова принялись творить свою магию.
— Что я должна делать?
Он поднял голову от ее живота, который нежно и осторожно покусывал, — ее кожа была напряжена и полна трепета. Нервы ее были так же возбуждены.
— Просто лежать.
В его голосе она уловила некоторое мужское самодовольство.
— Расслабьтесь и отдайтесь наслаждению.
У Алатеи не было ни сил, ни желания поступить иначе, и она покорилась. Если бы она имела хоть малейшее представление о его намерениях, то нашла бы в себе силы сопротивляться.
Но такого представления у нее не было. Поэтому она отдалась своим ощущениям, и то, что ей пришлось так легко уступить ему, таило невероятное наслаждение.
Теплое и трепетное тело, которое Габриэль ощущал под собой, полностью поглотило все его внимание. Она привлекала его больше, чем когда-либо прежде, больше, чем какая-либо женщина, которую он знал.
Ничего подобного он еще не испытывал в жизни.
Никто и ничто никогда не влекло его к себе так, как она. Никогда прежде он не испытывал такого полного наслаждения, такой упоительной капитуляции перед собственными ощущениями. Это походило на молитвенный восторг, но в нем было и нечто более глубокое, более сильное и властное, более пленительное.
Какую бы новую, еще не изведанную ласку, какой бы изощренный восторг он ни предлагал ей, она все принимала — радостно, благодарно и безгранично наслаждалась его близостью, его телом, и он постоянно чувствовал в ней все новую и новую готовность давать и получать.
Она отдавала себя всю, ничего не скрывая и не утаивая. Габриэлю достаточно было потянуться к ней, попросить ее о чем-нибудь без слов, предложить ей прикоснуться и удовлетворить свое желание, свою потребность, свой голод.
Ее щедрость не ограничивалась только физической стороной любви. Он не чувствовал в ней никакой сдержанности, никакой задней мысли, никаких эмоциональных дистанций. Подводя ее к пику наслаждения, к его кульминации, он ощущал ее уязвимость, которую она и не пыталась скрывать.
Именно это пленяло его, полностью приковывало к ней.
Он открыл ей врата сексуального удовольствия, и она в ответ раскрыла для него вход в царство глубочайшей интимности, пленительной, опасной и возбуждающей. Невинная, она сумела показать ему, сколько счастья может таиться в этой области, в сфере, которую он считал изученной досконально.
Прежде Габриэль даже не представлял, что может существовать столь всепоглощающая страсть. Графиня была открыта для него, честна, ее отвага глубоко трогала и потрясала.
Она не ставила никаких условий, но предлагала и давала ему полное наслаждение, полное насыщение ею. Что-то в самой глубине его натуры дрогнуло, будто он давно хотел этого, но не мог достичь. Теперь это нечто, не определяемое словами, принадлежало ему, и они оба были подхвачены потоком, несшим их к вершинам страсти. Глубокое удовлетворение, облегчение и радость все росли в них, поднимались, омывали их, и Габриэлю казалось, что он тонет в этой бездне, в этом бездонном омуте, в этом полном экстазе.
Последняя мысль, промелькнувшая у нее в голове перед тем, как она провалилась в сон, была о том, что теперь она принадлежит ему. Сегодня и всегда будет принадлежать.
Габриэль проснулся глубокой ночью и на мгновение замер, вкушая обволакивающую их тишину. Потом привлек графиню к себе. Ему было приятно просто лежать с ней рядом, разделяя чувство благополучия и покоя, наступившее после наслаждения, все еще бродившего в их жилах и согревавшего их отблесками недавно столь ярко горевшего пламени.
Она тоже проснулась и порывисто повернулась к нему.
— Мне пора.
Ее отказ впустить его в свой мир прозвучал вполне ясно. Она была полна решимости, и решимость эта казалась несокрушимой.
Габриэль позволил ей встать, сам изумленный почти непреодолимым желанием удержать ее. Он никогда не отличался собственническими инстинктами и сейчас подумал, что дело в воспоминаниях этой ночи: они подарили друг другу небывалую радость, и полученный опыт оказался для него новым и неизведанным.
Он слышал, как она скользнула с кровати и принялась ощупью искать свою одежду где-то возле стены.
Габриэль тоже поднялся с постели, нашел свои штаны, натянул их, потом прошел в гостиную. Минутой позже, после того как зажег обе лампы, он вернулся. Графиня была уже почти одета, а вуаль успела опустить на лицо. Сейчас она трудилась, пытаясь зашнуровать свой корсаж.
— Постойте.
Он не спеша приблизился к ней, обнял за талию и повернул лицом к себе.
— Позвольте мне.
Габриэль произвел эту операцию весьма искусно, отметив едва заметное напряжение, охватившее ее, когда он прикоснулся к ней. Затем она быстро завершила свои туалет. К тому времени когда он надел плащ, она была уже готова, и снова непроницаемый для взоров плащ полностью скрывал ее фигуру, а вуаль — лицо.
Его не удивило это ее стремительное бегство в прежнюю таинственность, но оно раздражало и утомляло.
Графиня посмотрела на него:
— Я сама найду дорогу.
Эти слова она произнесла едва слышно, задыхаясь.
— Нет. — Габриэль прошел вперед и остановился возле нее. — Я провожу вас.
Она нехотя согласилась, слегка наклонив голову.
Не сказав больше ни слова, он вышел вслед за ней из комнаты, спустился по ступенькам, прошел через вестибюль.