Но Алатея не хотела сдаваться. Только сегодня она полностью поняла, к чему может привести их взаимная любовь. Разделенная радость любви влекла за собой страх потерять любимое существо — тогда жизнь ее навсегда лишится смысла. В любви, как выяснилось, присутствовали такие глубины, о которых она и не подозревала; любить сильно и глубоко было страшно.
— Если это так очевидно…
Габриэль слегка отстранился от нее.
— Не в этом дело. Очевидно или нет, я хочу услышать это от тебя.
Он снова был с ней, он снова овладевал ею медленно, стараясь возбудить, но не удовлетворить. Однако он слишком желал ее.
— Почему? — спросила она, изгибаясь и стараясь привлечь его к себе еще ближе, затянуть еще глубже.
— Потому что, пока ты не произнесешь этих слов, я не буду уверен в том, что ты любишь меня.
Теперь она широко открыла глаза и смотрела на него, погружаясь в его взгляд. В его глазах под тяжелыми веками она не заметила и тени насмешки. Габриэль был серьезен.
— Конечно, я люблю тебя.
Его лицо не изменило выражения — чеканные черты не дрогнули.
— Вот и хорошо. Значит, ты выйдешь за меня замуж.
В его словах не было сомнения. Алатея вздохнула, стараясь не улыбнуться, — он бы не оценил юмора.
Теперь поводья были в его руках, и он как безумный нахлестывал и гнал своих коней прямо к церкви.
Габриэль все еще был слит с ней воедино и смотрел на нее почти мрачно.
— Ты не выйдешь из этой комнаты, пока не скажешь «да», даже если мне придется продержать тебя здесь несколько недель.
Алатея невольно усмехнулась. Она понимала, что угроза Габриэля — не пустые слова. Влюбленный Кинстер — это уже нечто серьезное.
Потянувшись к Габриэлю, Алатея мягко отодвинула непокорные волосы, упавшие ему на лоб.
— Ладно. Я люблю тебя и выйду, за тебя замуж. Должна ли я добавить еще что-нибудь, чтобы ты успокоился и отпустил меня?
Она заметила на его лице победоносную улыбку, когда он наклонился и поцеловал ее. Но Алатея знала, что заставит его заплатить за его самоуверенность и самодовольство, требуя от него все больше и больше и сводя его с ума желанием.
И все же игра стоила свеч.
Позже, когда, вконец обессиленные, они лежали, завернувшись в простыни, глубоко удовлетворенные, но еще не сморенные сном, Алатея положила голову на плечо Габриэля; в ее затуманенном мозгу проплывали картины мирной жизни.
Никогда еще она не испытывала такого покоя.
Ее переполняло невыразимое чувство умиротворения, будто она нашла наконец свой настоящий дом, свое место, свое предназначение и свою подлинную любовь. Защищенная его любовью, она была в безопасности, больше не испытывала ни малейших сомнений.
Только такая глубокая и разделенная взаимная любовь могла до краев наполнить ее сердце; она не представляла иного счастья, чем вот так лежать обнаженной в его объятиях и чувствовать теплое дыхание на своей щеке, в то время как его рука обвивает ее талию и властно гладит все ее тело.
Теперь они могли не спеша войти в свое будущее с открытыми глазами, не задевая и не обижая друг друга. Алатея знала, что им еще предстоит приноровиться, притереться, приспособиться, многое узнать друг о друге. Сейчас будущее восходило для них, как солнце на горизонте, и она чувствовала себя уютно, свободно и легко.
Наконец Габриэль задвигался, повернулся к ней, и она вновь ощутила его напряжение.
Он притянул ее ближе к себе, прижался губами к ее виску.
— Я никогда не дам тебе забыть о том, что ты сказала.
Алатея улыбнулась. Была ли она удивлена?
— Да, это именно так, — он погладил ее. — Так когда мы поженимся?
Что ж, значит, они уже добрались до вопроса о венчании…
Она постаралась представить свою свадьбу.
— Я думаю, что хорошо пожениться нам всем в один день. Не забывай — ведь еще есть Мэри и Эшер, Элис и Карстерс.
Габриэль снова пошевелился, и Алатея поняла, что он не согласен.
— Твои сестры милые, невинные, полные романтических мечтаний — им потребуются месяцы и месяцы на то, чтобы обдумать свадебные торжества во всех деталях. Я вовсе не намерен зависеть от их решения. Сначала поженимся мы с тобой, и как можно скорее.
Алатея улыбнулась:
— Да, милорд.
Ему понравился ее насмешливый тон, и он ткнул ее пальцем под ребро. Она вздрогнула, и дыхание ее на мгновение прервалось. Но вот его прикосновения снова обрели нежность, стали ласкающими и бережными. Теперь он едва прикасался кончиками пальцев к ее бедру.
— Я уже говорил с твоим отцом.
Алатея недоуменно заморгала:
— Говорил? Когда?
— Вчера. Я видел его в клубе, когда послал тебе цветы.
Его рука продолжала нежно гладить ее тело. Алатея пыталась представить себе будущее, их будущее, в которое он так стремительно увлекал ее.
— Им будет недоставать меня. Я имею в виду не семью, а слуг — Криспа, Фиггс и остальных.
— Мы ведь будем близко от них — всего в нескольких милях. Ты сможешь присматривать за ними до тех пор, пока Чарли не приведет в дом молодую жену.
— Пожалуй, ты прав… Нелли меня, конечно, не покинет, и Фолуэлл тоже. А Фиггс ведь, в конце концов, сестра твоей экономки. От нее я буду узнавать обо всех новостях. И если возникнут какие-нибудь проблемы…
— Мы услышим обо всех проблемах. Я тоже хочу о них знать. Я хочу разделять все, что бы ни случилось теперь в твоей жизни.
Она не отрываясь смотрела ему в глаза, будто читала его чувства и мысли за все те годы, что они провели врозь. Если бы он пораньше раскрыл глаза и посмотрел на нее повнимательнее…
Алатея подняла руку и провела ладонью по его щеке.
— Я не думаю, что со мной может случиться что-нибудь серьезное, если мы оба будем начеку.
Ее тело изогнулось в его объятиях, и она прижалась губами к его губам. Тогда он приподнял ее, заставил сесть и принялся целовать так, что она снова затрепетала.
Алатея уже вся пылала, когда Габриэль оторвался от ее губ и прошептал:
— Я долгие годы мечтал об этом мгновении.
Его руки оказались под ее обнаженными ягодицами, и он властно притянул ее к себе еще ближе, ясно давая понять, чего хочет от нее.
— Ты разочарован? Я не оправдала твоих надежд?
Он усмехнулся.
— Открытия, которые я делаю теперь, превосходят все мои мечты и фантазии.
Его руки сомкнулись, бедра задвигались, и он овладел ею.
У Алатеи перехватило дыхание.
Она подняла на него глаза, и он удержал ее взгляд.