Он напомнил себе об этом, когда они остановились у ее двери. Она подняла на него глаза, и Вейн убедился в правильности вывода, сделанного им там, в кладовой. Пока он не произнесет слов, требуемых в таких случаях, им можно встречаться только официально и ни в коем случае — наедине.

Даже в этом коридоре, погруженном в холодный полумрак начавшейся ночи, а уж в спальне — куда стремилась вся его сущность — тем более.

Вейн постоянно напоминал себе об этом.

Пейшенс пристально посмотрела ему в глаза и провела рукой по его щеке. Ее взгляд остановился на его губах.

Даже не желая этого, Вейн смотрел на ее губы, нежные, розовые — он уже хорошо знал их: их изгиб, их вкус навсегда связался с его чувствами.

Пейшенс прикрыла глаза и поднялась на цыпочки. Вейн не нашел в себе силы отстраниться. Он не смог бы отказаться от этого поцелуя, даже если бы от этого зависела его жизнь.

Их губы соприкоснулись без пыла, без страсти, бушевавшей в них. Они сдерживали ее, просто радуясь тому, что могут хоть на короткое мгновение прикоснуться друг к другу. Это мгновение было прекрасно, им хотелось продлить его до бесконечности и ощутить волшебство усиливающейся тяги друг к другу.

Их охватил трепет. Томление. Они едва не задыхались, как будто долго-долго бежали, чувствовали странную слабость, как будто долго-долго сражались и почти проиграли.

Вейн, с усилием открыв глаза, увидел, что Пейшенс тоже с неохотой выбирается из сладостного забвения.

Их взгляды встретились, и слова были излишни. Глаза говорили все, о чем им хотелось сказать. Прочитав во взгляде Пейшенс ответ на свой вопрос, Вейн оттолкнулся от косяка. Его лицо стало нарочито бесстрастным.

— Завтра?

Пейшенс, пожав плечами, ответила:

— Это зависит от Минни.

Вейн недовольно поморщился и заставил себя сделать шаг в сторону.

— Увидимся за завтраком.

Он быстро ушел, а Пейшенс стояла у двери и смотрела ему вслед.

Пятнадцать минут спустя, накинув на плечи шаль, Пейшенс устроилась в кресле с подголовником и задумалась, глядя на огонь. Через какое-то время поджала ноги под себя, накрыла их подолом ночной сорочки и рукой подперла голову.

Появилась Мист и, оценив ситуацию, запрыгнула к ней на колени. Она рассеянно погладила кошку, медленно скользя по серой спинке животного.

Долгое время тишину комнаты нарушали лишь треск поленьев в камине да довольное урчание Мист. Ничто не отвлекало Пейшенс от размышлений.

Ей двадцать шесть. Ее жизнь в Дербишире была далека от монастырской. Среди ее знакомых было множество джентльменов, большая часть которых принадлежала к тому же сорту, что и Вейн Кинстер. И многие из этих джентльменов думали о ней то же самое, что и Вейн Кинстер. Она же никогда о них не думала. Ни один не владел ее мыслями дольше часа и даже дольше нескольких минут. Никому из них не удалось пробудить в ней интерес к себе.

Вейн же занимал ее внимание постоянно. Когда они находились в одной комнате, он обострял ее восприимчивость, без труда подчинял себе ее эмоции. Даже на расстоянии он оставался средоточием ее мыслей. Она с легкостью вызывала в сознании его образ, он часто снился ей.

Да, она ничего не выдумывает. Она относится к нему не так, как к другим. Он пробудил в ней более глубокие чувства — все это не выдумка, а факт.

И нет смысла отворачиваться от фактов, это не в ее характере. Нет смысла притворяться, боясь предположить, что было бы, если б он повел себя не так благородно и попросил впустить его в ее комнату.

Она бы открыла перед ним дверь с радостью, без волнения и страха. Ее нервозность объяснялась бы возбуждением, предвкушением и отнюдь не неуверенностью.

Конечно, она прекрасно знала, что такое соитие. В этом она была сведуща. Привлекало же ее совсем другое. Ей хотелось узнать, что первично — эмоции, которые толкают людей на этот акт, или сам акт, пробуждающий в них эмоции?

Как бы то ни было, ее совратили, полностью и бесповоротно. Но виновен был не Вейн, а ее желание отдаться ему. Она прекрасно понимала разницу.

Желание — это, должно быть, то, что чувствовала ее мать, то, что заставило ее выйти замуж за Реджинальда Деббингтона и обречь себя на союз без любви, длившийся до ее смерти. Поэтому у Пейшенс есть все причины не доверять эмоциям, избегать их и отвергать.

Однако она не могла. Ее эмоции слишком сильны, чтобы можно было легко освободиться от них.

Но если бы ей дали возможность выбора, она предпочла бы опыт, волнение, знания и не согласилась провести остаток жизни в неведении.

Эти эмоции — это и жизненная энергия, и радость, и бесконечный восторг. Это то, что она жаждала испытать. Она уже не сможет жить без них, да в этом и нет надобности.

Она никогда не задумывалась о замужестве, избегала его, откладывая под всяческими предлогами. Замужество оказалось для ее матери ловушкой; оно погубило ее. Любить, пусть и безответно, гораздо слаще, даже если эта сладость имеет горьковатый привкус. Она никогда не отвергнет эти переживания.

Вейн хочет ее и не скрывает этого. Она видит, как жгучее желание превращает его глаза в раскаленные угли. Ей льстит то, что она так возбуждает его. Это как отзвук глубинной, неосознанной мечты!

Он сказал «до завтра» — ну что ж, все в руках Божьих. Когда время придет, она встретится с ним и ответит на его желание, страсть, влечение. Она откроет перед ним врата наслаждения и удовольствия и сама войдет в те же врата. Так, она знала, и должно быть, и хотела, чтобы было так.

Их связь будет длиться столько, сколько возможно. Да, конец их отношений наполнит ее душу горечью, но она не попадется в ловушку, не станет пленницей бесконечной тоски, как ее мать.

Грустно улыбнувшись, Пейшенс взглянула на Мист.

— Пусть он и хочет меня, но он остается истинным джентльменом. — Она всем сердцем желала, чтобы это было не так. — Он не способен дарить любовь, а я никогда — слушай внимательно! — никогда не выйду замуж без любви.

Вот в чем вся суть. Вот какова ее судьба.

И она не пойдет ей наперекор.

Глава 12

На следующее утро Вейн спустился к завтраку рано. Он положил себе еды и сел на свое место. Вскоре стали появляться другие джентльмены. Входя в столовую, они обменивались обычными приветствиями.

Вейн отодвинул свою тарелку и знаком попросил Мастерса налить ему еще кофе.

Владевшее им напряжение напоминало туго скрученную пружину. Сколько же ему ждать, прежде чем можно будет отпустить ее? Пейшенс, по его мнению, должна была серьезно подумать об этом, однако она вынуждена находиться подле Минни.

К завтраку Пейшенс так и не вышла, и Вейн, тихо вздохнув, сурово посмотрел на Джерарда:

— Мне нужно прокатиться. — Хороший галоп поможет высвободить хоть часть переполняющей его энергии. — Интересуетесь?