Пейшенс целовала его, и Вейн отвечал ей. Отказавшись от борьбы с неизбежным, он сосредоточился на поцелуе. Вскоре ему удалось взять себя в руки. Сознавая, что Пейшенс слишком легко отдавалась ему, он порадовался этой маленькой победе и напомнил себе, что он сильнее ее, опытнее и что ему удавалось управлять женщинами куда более знающими, чем она.
Он здесь главный!
Вейн перекатил Пейшенс на спину и навалился на нее. Она с готовностью приняла перемену положения, целуя его с тем же пылом. Вейн впивался в ее губы, надеясь утолить мучившую его жажду. Он сжал ладонями ее лицо, она просунула руки ему под сюртук и стала гладить его.
Ткань рубашки была такой тонкой, а ее руки такими горячими!
Последняя битва была короткой, и Вейн проиграл ее. Он понял это не сразу, не воспринимая ничего, кроме женщины» лежавшей под ним, и своей страсти.
Ее руки, губы, тело, выгнувшееся ему навстречу, звали его дальше. Когда он расстегнул бархатный жакет амазонки и накрыл ладонями ее грудь, она лишь глубоко вздохнула и принялась целовать его с еще большим жаром…
Вейн ощутил, как налилась ее грудь. Сосок стал тугим, как бутон. Она вскрикнула, когда он сжал его, выгнулась, когда провел рукой по груди, и застонала, когда стиснул ее.
Крохотные пуговицы блузки с готовностью выскальзывали из петель; ленты на нижней сорочке не потребовали больших усилий, чтобы развязаться. Наконец ее обнаженная грудь заполнила его руку, и тепло ее тела воспламенило его. Мягкая, как шелк, кожа искушала, тяжесть груди в руке разжигала в нем необоримую страсть. И в ней тоже.
Вейн оторвался от ее губ и взглянул на щедрый дар, лежавший у него на ладони. Пейшенс наблюдала за ним. Видела, как он медленно опускает голову и сжимает губами сосок. Потом ее глаза закрылись.
Судорожный вздох, нарушивший тишину сеновала, был началом симфонии, и дирижером оркестра был Вейн. Пейшенс хотела большего, и он давал ей желаемое. Он содрал блузку, стащил сорочку и обнажил ее грудь, страстно любуясь ею.
Пейшенс горела как в огне. В своих мечтах Вейн представлял ее именно такой: пылкой, стонущей от сладкой боли и отчаянно требующей большего. Ее маленькие ручки распахнули рубашку и жадно ласкали его тело.
Только в этот момент Вейн понял, что уже давно не владеет собой. Ему стало нечем обороняться — Пейшенс украла у него все оружие. Собственного оборонительного оружия у нее не было. Это стало ясно, когда она, приоткрыв припухшие губы, приникла к нему в неистовом поцелуе. Приподнялась под ним и задвигалась, своим телом гладя его тело, — женщины с незапамятных времен пользовались этим способом, чтобы соблазнить мужчину. Она хотела его — и он тоже хотел ее. Сейчас.
От страсти его тело напряглось и стало тяжелым. Он мучительно хотел заявить свои права на нее, войдя в нее и обретя освобождение. Ее юбка застегивалась сзади — не прошло и секунды, как он лихорадочно расстегнул пуговицы. Он слишком долго ждал, чтобы терять время на разговоры, на официальное предложение руки и сердца. Он не мог сосредоточиться, чтобы сформулировать приемлемую фразу. И все же он должен попытаться.
Вейн со стоном оторвался от нее и приподнялся на локтях. Дождавшись, когда Пейшенс откроет глаза, он набрал в грудь побольше воздуха — и тут же выдохнул, почувствовав, что ее соски упираются ему в грудь. Его пробрала дрожь, а она поежилась, ощущая, как трепет волной прокатывается по животу и опускается вниз. Вейн мгновенно сосредоточился, но не на фразе, а на райском островке между ее ног. Опыт дорисовал сладостные картины того, что ждет его там.
Он закрыл глаза и попытался заговорить.
Но вместо своего голоса услышал голос Пейшенс, чистый, мягкий, волнующий, как пение сирены. Ее шепот казался волшебным в воздухе, ставшем тягучим.
— Покажи мне… — В ее словах звучала мольба. В следующее мгновение Вейн почувствовал, как ее пальцы скользнули вниз и ласково прижались к его набухшей плоти. Он чувствовал безумное желание тут же войти в нее, но сдержался, хотя это Стоило ему немалых усилий. Пейшенс, казалось, ничего не замечала. Она продолжала гладить его, обращая в пепел остатки его воли.
— Научи, — шептала она, дыханием щекоча ему ухо. — Всему.
Это короткое словечко разрушило последний бастион его сопротивления, жалкой осторожности и хладнокровия. Исчез благовоспитанный джентльмен, исчезли все признаки привычного образа — и остался только завоеватель.
Он хотел ее всем своим существом. И она хотела его. Слова были не нужны.
Как они сольются в единое целое — вот что имело значение сейчас. Вдохновленные безоговорочной победой, его демоны были преисполнены готовности продемонстрировать свои таланты в том, как получить наслаждение самым приятным способом. Самообладание заменить неистовством, граничащим с безумием.
Пейшенс чувствовала это. И упивалась силой рук, ласкавших ее грудь, требовательностью губ, терзавших ее губы. Она прижималась к нему бедрами, впивалась пальцами в его мускулистую спину, гладила грудь.
Она хотела знать — познать — все и сейчас. Ожидание было невыносимо. Томление росло и поглощало ее, управляло ею.
Вейн опалял ее своим жаром. Ей хотелось растворить его в себе, впитать его огонь и загасить, освободить от лихорадочного напряжения. Такое же напряжение медленно овладевало и ею. Ей хотелось ощутить его в себе.
Поэтому ничто не могло омрачить ее удовольствие, и она с радостью погружалась в наслаждение. Ее охватил сладостный трепет, когда он стянул с нее бархатную юбку и расстелил ее под ней. Нижние юбки последовали за верхней. Она не смутилась, когда он снял с нее сорочку и отшвырнул в сторону.
Она ощущала небывалый восторг, когда его руки, уверенные и знающие, скользили по ее телу, повторяя его изящные изгибы. Затем одна его рука сжала ее ягодицы, спустилась ниже, к коленям, а потом повторила тот же путь, только в обратном направлении, и успокоилась на чувствительном холмике внизу живота. Он медленно, но настойчиво протолкнул палец между ее сомкнутыми бедрами — и она, задрожав, начала судорожно хватать ртом воздух.
Потом он раздвинул ей бедра. Его поцелуй стал менее требовательным, чтобы она могла сосредоточиться на его ласке, на новых ощущениях, на неистовой, неуправляемой страсти, владевшей ими обоими.
А затем его палец проник глубже, чтобы прикоснуться к тому, к чему не прикасался ни один мужчина. Пейшенс на секунду замерла в ожидании наслаждения, а потом, поддавшись порыву, раздвинула ноги пошире. И почувствовала, что ласка стала более настойчивой, более сокровенной и возбуждающей.
Он раздвинул мягкие складки. Опытные пальцы нащупали набухший бугорок, и ее будто пронзила молния. Наслаждение, жаркое и напористое, горячей волной пронеслось по ее телу. Закинув голову, она отстранилась от его губ. Он не возразил. Его рука продолжала свой танец между ее бедрами, а Пейшенс судорожно дышала.
С усилием открыв глаза, она посмотрела ему в лицо — на нем была неудержимая страсть, — потом перевела взгляд на его руки у себя между ног.