«Врата блаженства» | Страница: 58

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px


Прошло два дня, наконец Хафса не выдержала:

– Нужно забрать письмо у имама!

– А если не отдаст?

– Отдаст, я сама заберу. Пойдем!

Имам перепугался еще сильней, чем тогда, когда Хуррем письмо отдавала, он лепетал что-то про обещание, про то, что нельзя отдавать…

– Обещание не клятва, вы же не клялись?

Несчастный имам, которому приходилось лавировать между двумя сильными женщинами, обрадовался:

– Не клялся. Только обещал.

– Я освобождаю вас от этого обещания, а с Хуррем Султан поговорю сама. Давайте письмо.

Имам достал лист, подал валиде, рассчитывая, что та станет читать сразу, и он тоже узнает, что же прятала Хасеки от валиде. Но Хафса вовсе не собиралась открывать письмо при нем, сунув в руку имама большой перстень со словами: «На нужды мечети», она удалилась быстрым шагом.

Хуррем, наблюдая, как валиде и хезнедар-уста почти бегом возвращаются в свои покои, рассмеялась:

– Повезло имаму, небось, еще заработал.

– Что вы там написали, госпожа?

Хафса от волнения уже держалась за сердце.

– Читай…

Самира распечатала лист и с изумлением уставилась на него.

– Что?

– Вот…

Нет, лист не был пустым, на нем значилось:

«Не стоило этого делать. Письмо совсем в другом месте, я знала, что вы будете искать».

Хафса сидела, опустив руку с листком на колени и поджав и без того узкие темные губы. За много лет она так привыкла поджимать губы, чтобы не сказать лишнего, чтобы промолчать, когда из груди рвался крик, чтобы сначала десять раз подумать, прежде чем открыть рот, что сами губы превратились в узкую темную ниточку.

Но Самира заметила, что темная ниточка временами становится светлой, а на висках госпожи выступают капельки холодного пота. У валиде болело сердце, все чаще болело и долго не могло успокоиться.

– Госпожа, вам принести успокоительный чай?

– Да. С этой Хуррем скоро придется только его и пить…

– Лист вернуть имаму?

– Зачем? Она же прекрасно знала, что мы его откроем.

– У кого она еще может прятать?

– Все равно. Передай Исре, чтобы больше не появлялась во дворце и ничего не делала. Пусть занимается своими делами.

– Вы уступите Повелителя этой женщине?

– Если это возможно, то уже уступила. Но Хуррем не Нур-Султан, она долго не продержится. Для меня лучше не мешать ей, а просто найти замену, но так, чтобы Хуррем не догадалась, что это мои старания. Но сначала нужно понять, чем же так понравилась Повелителю эта худышка.

– А если она его действительно любит?

– Пусть любит, я же не хочу, чтобы сын был несчастлив. Мне нужно лишь, чтобы Хуррем не разрушила мое собственное влияние на Повелителя и не сбила его с нужного пути.

– Разве женщина может сбить умного мужчину?

– Еще как может, умного особенно. Это упорного глупца не собьешь…

– Повелитель любит с Хуррем беседовать, потому что она много знает. Она себе даже служанку купила какую-то очень разумную.

– Эта служанка попадалась на глаза Повелителю?

– Она заинтересовать падишаха не сможет, возраст не тот, да и внешность тоже. Черна, как ворон, кривозуба, востроносая.

– Значит, надо найти светловолосую умницу.

Самира улыбнулась:

– Валиде-султан, а потом будем искать третью, чтобы отвратить от Повелителя эту?

Хафса вздохнула тоже с улыбкой:

– Ты права, так можно искать бесконечно.

– Нужно просто поставить Хуррем под свою руку. Она снова беременна, пока стоит предложить Повелителю красавиц, непохожих на Хуррем, чтобы почувствовал разницу.

– Она следит за тем, какая женщина бывает у Повелителя.

– Она! А должны следить вы. Вы старшая женщина гарема, вам выбирать наложниц для Повелителя, а не ей. Если вы добровольно уступите Хуррем это право, конечно, она им воспользуется! Ваше право в гареме, не забывайте об этом. И ваше право купить Повелителю новых красавиц, а может, и не купить…

Хафса снова надолго задумалась, она понимала, что Самира права, что просто так отдавать Хуррем Сулеймана нельзя, это могла сделать Гульфем, даже Махидевран вон сопротивлялась. Да, валиде не может царапать лицо наложнице, даже если та Хасеки, но в силах предложить Сулейману другую.

Утром она ни с того ни с сего вдруг произнесла, когда она были наедине с хезнедар-уста, словно продолжая начатый разговор:

– Беда только в том, чтобы эта другая не оказалась более хваткой, чем Хуррем.

– Пираты привозят многих…

– Пираты?

– Да, валиде-султан. Именно такая женщина – привезенная пиратами или купцами – вам и нужна. Та, что воспитана в гареме, не рискнет связываться с Хасеки, а если это и сделает, то неуклюже. Кроме того, поразить Повелителя привычными к гаремным ласкам женщинами уже трудно, недаром ему понравилась Хуррем.

– Ты права… Попроси-ка позвать ко мне Хатидже. Нет, давай поедем к ней сами.

– Вряд ли стоит рассказывать все Хатидже.

– Мне нужна не дочь, а ее муж. Ибрагим-паша все теснее связывается с купцами и разными иноземцами и живет теперь там. Он скорее сможет найти.

Самира чуть усмехнулась. Следом усмехнулась и Хафса:

– Я помню, что именно Ибрагим-паша привел в гарем Хуррем. Ничего, это хороший урок, она ему мешает не меньше, чем мне. Второй раз мы такой ошибки не повторим.


Сулейман подарил сестре и зятю огромный дворец у Ипподрома с хорошим садом и великолепным открывающимся из сада видом. Размерами это здание превосходило любую постройку Топкапы и особенно Старого дворца, в котором были помещения гарема.

Хатидже встретила мать радостно, она привыкла видеть валиде каждый день и теперь мучилась оттого, что не могла то и дело советоваться, рассказывая о любой мелочи. Поговорить хотелось о многом, но по секрету. Поняв это, Самира сделала вид, что забыла что-то в носилках, мать и дочь остались наедине.

Хафса на некоторое время забыла о Хуррем и о том, зачем пришла. Рядом с ней сидела любимая дочь, Хатидже немало лет, не отдай ее Сулейман за Ибрагим-пашу, кто знает, что было бы. Но Хафса прекрасно видела, что Хатидже действительно любит своего мужа, и была рада состоявшемуся браку. Только бы Хатидже поскорей забеременела.

Она с легким смущением показывала матери и вернувшейся хезнедар-уста огромный дворец, вернее, его женскую часть.

– Я так привыкла к многолюдству, странно, что вокруг нет бесконечной болтовни женщин, никто не мелькает перед глазами, никто не ссорится…