Знает ли она сама, насколько очевидна ее реакция, думал Тристан, глядя на зардевшиеся щеки, полуоткрытые губы и глаза, которые ничего не видели — настолько Леонора погрузилась в собственные ощущения. Со вздохом он решил, что она понятия об этом не имеет, и ее непосредственность и неопытность добавили мук его и без того истомившемуся телу.
Вальс был обманом — кратким мгновением близости, когда тела соприкасаются, вспыхивает желание и вся она так близко, такая нежная в его руках — но кончается музыка, и приходится разомкнуть объятия. Он сделал, это с видимой неохотой, и Леонора заметила это. Откашлявшись, она пробормотала: «Благодарю вас», и вновь оглядела зал, прикидывая, кто может стать ее следующим партнером.
— Пока я здесь, вы будете танцевать только со мной.
Она не верила своим ушам.
— Простите?
— Вы не расслышали? Я могу повторить.
— О! Я не сомневаюсь, что вы сделаете это с удовольствием! — Как он смеет! Деспот! — Вы ведете себя недопустимо, и я не собираюсь подчиняться вашим прихотям.
— Это неразумно с вашей стороны.
Они переговаривались вполголоса, но Леонора с трудом сдерживала гнев. Что он себе позволяет! Неслыханно! Приняв самый что ни на есть высокомерный вид, она холодно кивнула и, пытаясь отстраниться, пробормотала:
— Всего хорошего.
— Нет.
Оказалось, что он крепко держит ее за локоть и они уже идут куда-то через зал.
— Видите вон ту дверь? Сейчас мы пройдем в нее.
— Но вы не можете! Все общество…
— Общество навевает на меня смертельную скуку, и мне безразлично, что станут говорить. И, уверяю вас, я могу все.
Леонора взглянула в лицо Тристана и испугалась. Этот человек признает только свои правила. Но не может же он вот так просто умыкнуть ее? Увести? Боже, куда он ее тащит?
Бросив взгляд на Леонору, Тристан негромко сказал:
— Я решил, что нам нужно побыть наедине, чтобы спокойно обсудить наши отношения.
— Вы правы. Нам, несомненно, надо поговорить.
Они говорили сотню раз. И не один раз были наедине. Почему же сейчас так бьется сердце? Они в доме, где полно людей, и хоть ее и ожидает неприятный разговор, но ни к чему так нервничать и воображать бог знает что…
Трентем распахнул дверь, и они оказались в длинном коридоре. По одной стене, сплошь покрытой резными деревянными панелями, шли двери комнат, по другой — французские окна, выходившие в сад. Весной и летом окна открывали навстречу теплому ветру, и коридор превращался в чудесное место для прогулок. Сейчас на улице тонко подвывал холодный ветер, окна закрыты и кругом ни души. Как только Трентем захлопнул за ними тяжелую дубовую дверь, они оказались в другом мире; вдвоем, в начале длинного, залитого серебристым лунным светом тоннеля.
Леонора двинулась вперед, но он тотчас остановил ее, сжав запястье. Она уставилась на своего спутника и тоном гувернантки, бранящей непослушного ребенка, сказала:
— Это один из тех моментов, которые нам надо обсудить. Вы не можете хватать меня за руки. Это просто неприлично. Вы ведете себя как собственник, словно я принадлежу вам.
— Так и есть.
— Простите?
Девушка уставилась на лорда, моргая и отказываясь поверить в услышанное.
— Вы. Принадлежите. Мне, — не без удовольствия отчеканил он. — Что бы вы ни думали, все уже случилось. Вы предложили себя мне. Отдали. Я принял ваш дар. И теперь вы МОЯ.
— Ничего подобного! — Гнев охватил Леонору. — Вы намеренно искажаете события! И бог знает зачем придаете, произошедшему совершенно другой смысл.
— Вы хотите сказать, что я все придумал — и вы не лежали со мной и не занимались любовью?
— Вы… вы… опять передергиваете! Искажать события не значит придумывать.
— Ага, то есть постель все же была, и вы в ней тоже?
— Почему нельзя просто считать, что мы с вами разделили… — она сделала неопределенный жест и замялась, подбирая слово, — некие приятные моменты?
— Но надеюсь, вы не станете отрицать, что просили меня… э-э, просветить вас?
В лунном свете ее румянец показался почему-то особенно милым. Но непреклонная девица сделала вид, что это не ее щеки алеют от смущения как маков цвет, и твердо ответида:
— Так и было.
Повернувшись, она прошла несколько шагов по коридору, собираясь с духом. Тристан понадеялся, что ему предстоит услышать хотя бы часть правды.
— Вам придется понять — и принять, — что я не желаю связывать себя узами брака. Ни с вами, ни с другим человеком. Меня совершенно не устраивает статус замужней женщины. А то, что произошло… — Она упорно смотрела перед собой, не желая встречаться с ним взглядом. — Поймите, мне хотелось хоть раз испытать… пережить… то, что доступно другим. И я надеялась, что, возложив на вас роль учителя, сделала разумный выбор.
— Я хотел бы знать, чем вы руководствовались при выборе? — Тон его был ровным, чуть ли не равнодушным.
— Наше взаимное притяжение было очевидно. — Девушка пожала плечами. — Вы не могли не почувствовать этого.
— Да-а, — медленно протянул Трентем.
Он остановился, и Леонора, сделав еще шаг, повернулась к своему спутнику. Вгляделась в его лицо. Спросила с тревогой:
— Вы ведь понимаете? Я просто хотела испытать это, чтобы знать… Единственный раз.
— То есть цель достигнута и вопрос закрыт? — задумчиво спросил Тристан.
— Да, — просто ответила Леонора.
Некоторое время мужчина молчал. Потом негромко сказал:
— Я предупреждал вас еще тогда, на Монтроуз-плейс, что вы ошибаетесь в своих расчетах.
— Ах да, это случилось, когда вы сочли, что обязаны на мне жениться. — Леонора с тревогой следила за ним, но всячески старалась выдерживать легкий тон.
— Я уверен, что должен на вас жениться, но сейчас речь не о том.
— Боже, да о чем же?
Трентем помедлил и с деланным спокойствием спросил:
— А то взаимное притяжение, которое вы упомянули… Оно исчезло?
Леонора нахмурилась, но ответила честно:
— Нет. Но это недолговечное чувство и оно пройдет, вы и сами знаете…
— Ничего подобного я не знаю, — резко ответил он.
Но Леонора упорно продолжала:
— Сейчас мы по-прежнему тянемся друг к другу, но всем известно, что джентльмен не может долгое время сохранять чувства, не получая ответа. Скоро мы разгадаем тайну Маунтфорда, необходимость в частых встречах отпадет, и вы забудете меня.
Повисло молчание. Затем Тристан очень тихо спросил:
— Но что, если я не смогу забыть вас?