Все еще хмурясь, Жаклин опустила голову, но тут же вскинула и гордо объявила:
– Я не соглашусь выйти за тебя и ни за что не признаюсь в своей любви. Да, я не могу воспрепятствовать тебе вернуться в Холл, но могу поговорить с отцом, заставить его понять, почему он должен отказать тебе в приеме и настоять на твоем отъезде в Лондон.
В голосе ее звенела такая холодная решимость, что ему стало не по себе.
– Почему бы тебе не объяснить сейчас и здесь?
Лицо Жаклин мучительно напряглось.
– Прекрасно. Подумай вот о чем: дважды я любила и дважды потеряла любимых, погибших от руки убийцы. Сначала Томас, первая любовь молодой девушки ... потом мама ... и это меня подкосило.
Губы ее дрожали. На ресницах повисли слезы. Но она взяла себя в руки, и во взгляде полыхнул такой огонь, что Джерард даже отшатнулся.
– А теперь ты. Убийца ждет нашего приезда, и мы оба это знаем. Любить и потерять в третий раз ... Нет, я не стану рисковать. Если ты хоть что-то понимаешь, не будешь требовать этого от меня.
– Понимаю, – тихо вздохнул Джерард. Он потянулся к ее руке, погладил и крепко сжал. – Но я не прошу тебя любить и потерять в третий раз. Я прошу тебя любить, набраться мужества принять любовь и бороться за нее. Вместе со мной.
Она хотела запротестовать, но он снова стиснул ее пальцы, чтобы заставить замолчать.
– Прежде чем возражать, подумай вот о чем: все, что ты скажешь или сделаешь, больше не имеет значения. Я знаю, что ты любишь меня: ты это уже показала, а я люблю тебя. Если будет нужно, я последую за тобой до края земли и не успокоюсь, пока ты не станешь моей женой.
Девушка в отчаянии покачала головой.
– Я знаю, он пытался тебя убить ... услышала о стреле ...
– Вот как.
Джерарда, наконец, осенило. Он припомнил дверь, оставленную приоткрытой лакеем, который приносил воду для бритья. Джерард как раз хотел ее закрыть, когда Барнаби постучал в другую дверь. Что же, теперь все ясно.
Она попыталась вырвать руку, но, не сумев, яростно воззрилась на Джерарда.
– И когда ты собирался мне сказать? Никогда? Но теперь тебе не мешает подумать вот о чем: если бы я любила тебя, то перевернула бы небо и землю, только бы уберечь тебя от безумства!
Джерард неожиданно улыбнулся.
Сердце Жаклин растаяло – столько понимания, тепла и любви было в этой улыбке. Любовь сияла в его карих глазах, любовь и свет, которые он не пытался скрыть.
Джерард погладил ее по щеке и благоговейно, словно на него снизошло великое откровение, прошептал:
– Отрицая, что любишь меня, ты защищаешь не свое сердце ... а мое. Пытаешься уберечь меня.
«Разумеется».
– Возможно. Но ...
Его улыбка стала еще шире. Нагнув голову, он поцеловал ее.
Она старалась не поддаваться, остаться равнодушной и холодной ... все зря. Прерывистый вздох сорвался с ее губ. Она бросилась в его объятия и пылко ответила на поцелуй. И снова ощутила, как сила любви окружила их, заключила в теплый кокон, отгородив от окружающего мира. Связала в единое целое, сплавила, соединила навсегда.
Она потерпела поражение не от него. От этой неведомой силы. Но и он был захвачен, пойман и взят в плен.
– Спасибо за попытку, любимая, – прохрипел он, целуя ее руку. – Но все будет так, как решил я.
Она очень долго тонула в его глазах, прежде чем он снова заговорил:
– Не так давно Тиммс, подшучивая над моим отношением к любви, сказала что-то такое ... не помню слов, помню только значение: когда речь идет о любви, чему бывать, того не миновать, и наши решения и намерения тут значения не имеют.
Жаклин тихо охнула: слова показались ей поразительно верными. И не было смысла спорить. Однако ...
– Я не согласилась стать твоей женой.
Джерард послушно кивнул:
– Хорошо. Если настаиваешь, мы подождем с объявлением о помолвке.
Жаклин вспыхнула. Но он спокойно смотрел на нее, не собираясь сдаваться. Однако и она не сдастся.
– Нет, я не соглашаюсь. Пока. Как только мы обличим безумца, можешь попросить меня еще раз. И потом, рыцари, которые защищают прекрасных дам, не требуют награды, пока драконы живы.
Джерард усмехнулся обычной надменной, безжалостной усмешкой, но не стал возражать.
– Прекрасно. Мы отвезем портрет в Хеллбор-Холл и рука об руку, бок о бок станем ждать появления убийцы.
Но сначала им предстоял семейный ужин, за которым было необходимо скрывать сложное переплетение эмоций, нараставших час за часом. Связывавших Жаклин и Джерарда все необратимее.
Они решили выставить портрет в гостиной. Он стоял на почетном месте, перед нетопленым камином. До прибытия остальных Минни, Миллисент и Тиммс стояли полукругом перед картиной ... и просто смотрели.
После долгого молчания Минни обернулась и сжала руку Жаклин.
– Дорогая, признаюсь, я даже не подозревала, что дела так плохи. Но этот портрет меня просветил. Джерард, дорогой мальчик, это твоя лучшая работа. И не только потому, что ты так талантлив ... есть и еще причины.
– Он так много выражает, – ворчливо согласилась Тиммс, – вы оба вложили в эту картину очень много ... будем надеяться, портрет поможет вам добиться всего, что вы хотите.
В дверь постучали; это начали прибывать гости. И все без исключения были поражены и изумлены портретом. Голова Жаклин кружилась от бесконечных замечаний, но она уже встречалась с окружающими прежде, знала их, чувствовала себя уютно в их обществе, была как дома в их кругу.
Несмотря на все, что так красноречиво выражал портрет, на эмоции, понятные всем окружающим, она не ощущала себя уязвимой. Отчасти потому, что доверяла этим людям, но была еще и сила, которую она черпала в сиянии глаз Джерарда каждый раз, когда его взгляд обращался на нее. В прикосновении его пальцев, легко касавшихся ее руки каждый раз, когда он проходил мимо.
Сегодняшний вечер ничем не омрачился. За столом говорили только о портрете, о своих впечатлениях, о надеждах на него. О том, что ожидало в Холле ее, Джерарда, Миллисент и Барнаби. О том, как они собираются решать непростую ситуацию.
Теплые пожелания так и сыпались со всех сторон, но во взглядах мужчин Жаклин читала готовность поддержать их во всех делах, помочь в любом затруднении, серьезность намерений почти средневековую. Решимость в любую секунду подняться на зов труб и отправиться воевать за правое дело. Ей немного странно было наблюдать этих элегантных джентльменов, недалеко ушедших от своих вооруженных мечами предков-рыцарей.
И Джерард, очевидно, был сделан из того же теста.
Никто из мужчин не задержался за столом; все поднялись и последовали за дамами в гостиную, где все еще стоял портрет. Выразительная мощная работа явно доминировала над всей обстановкой.