Она еще некоторое время смотрела в его темные глаза, потом губы ее изогнулись, и она покорно склонила голову. Обратившись к лорду Оксли, она беспомощно развела рука ми и улыбкой смягчила свой отказ.
— Именно это я и хотела сказать. Простите, но я уже приняла приглашение посетить парк с семейством Эшфорд.
— А, ну что же… ну что же. — Лорд Оксли бросил смущенный взгляд на Люка. — Понятно. — По тону его было ясно, что он ничего не понял.
Взвизгнула скрипка, и все встрепенулись — начинался вальс.
— Моя дорогая, могу ли я просить вас об одолжении…
— Если мне будет позволено выказать такую смелость, мисс Кинстер…
— Дорогая леди, не окажете ли вы мне честь…
Лорд Морли, лорд Кармайкл, лорд Оксли и сэр Бэзил Суази все разом замолчали, посмотрев друг на друга, а потом воззрились на Амелию.
Она колебалась — ждала, потом гордо вздернула подбородок.
— Я…
Люк сжал ее пальцы, которые держал под своей ладонью в ловушке.
— Моя дорогая, я пришел, чтобы отвести вас к матушке — она хочет, чтобы вы повидались с одним старым другом.
Она посмотрела на него:
— Но как же вальс?..
— К сожалению, этот друг весьма стар и скоро уезжает. Он редко бывает в Лондоне. — Люк бросил взгляд на ее кавалеров. — Прошу прощения, джентльмены.
— Разумеется, что за вопрос…
Он едва дождался, пока она попрощалась, а потом потащил ее за собой. Но не туда, где танцуют, куда ей хотелось пойти — пойти с ним, — но обратно в дом.
Войдя в длинную комнату для приемов, она уперлась, не желая, чтобы ее тащили дальше.
— Что это за старый друг, с которым ваша матушка хочет, чтобы я встретилась?
Люк взглянул на нее:
— Плод моего воображения.
Прежде чем она успела ответить, он изменил направление и повлек ее к какой-то двери.
— Сюда.
Она была достаточно заинтригована, достаточно обнадежена, чтобы позволить ему увлечь себя в короткий проход, который соединялся с коридором, идущим параллельно бальному залу по другую сторону дома. С обеих сторон туда выходили комнаты.
Сжав ее руку, Люк направился к двери в середине коридора со стороны, противоположной залу. Приоткрыв ее, он заглянул в комнату, потом отступил и чуть ли не втолкнул туда Амелию — ей ничего не оставалось, как войти. Он шагнул следом за ней.
Она огляделась. Это была гостиная, обставленная удобными диванами, стульями и низкими столиками. Длинные шторы на окнах были не задернуты, и комнату озарял бледный свет луны.
Здесь не было ни души, кроме них.
Она услышала тихий щелчок и повернулась как раз в тот момент, когда Люк сунул что-то в свой жилетный карман. Взгляд на дверь подтвердил, что замок был из тех, в каких обычно торчит ключ. Но теперь ключа в замке не было.
Странное покалывание пробежало по ее коже, скользнуло вниз по спине. Она стояла и смотрела на Люка, пока он приближался к ней.
Она не поддастся ему, не будет вести себя, как какая-нибудь безмозглая дурочка, с которой можно справиться с такой отвратительной легкостью.
— В чем дело? — надменно спросила она.
Он прищурился, остановился, придя в замешательство. И вдруг Амелия обнаружила, что он не смотрит ей в лицо. Но он быстро понял свою ошибку, поднял глаза и встретился с ее взглядом.
— Дело, — буркнул он сквозь стиснутые зубы, — в этом.
Она нахмурилась, не понимая.
— В этом?
Лицо его помрачнело, в темных глазах сверкнул огонь.
— Нам нужно обсудить нашу тактику, а также шаги, которые мы предпримем, чтобы манипулировать светом и заставить его поверить, что наш брак не запланирован. Нам нужно обсудить последовательность этих шагов. И еще нам нужно — определенно нужно — обсудить расписание.
— Расписание? — Она изумленно взглянула на него. — Конечно же, нужно соблюдать некую последовательность, но если представится возможность двигаться быстрее…
— Нет! Вот в этом мы с вами расходимся.
Он все еще говорил сквозь зубы. Она нахмурилась, подчеркнуто внимательно вглядываясь в него.
— Что с вами такое случилось?
Люк устремил долгий, тяжелый взгляд на ее прелестное лицо, не понимая, шутит она или нет.
— Ничего, — проскрежетал он. — Ничего, что любой нормальный… Впрочем, не важно! — Он рукой откинул волосы назад. — Мы сейчас обсудим и договоримся о главном — о ширине шага.
— Ширине? Что…
— Мы не должны продвигаться вперед слишком быстро.
— Почему же?
«Потому что тогда мы рискуем показать слишком многое». Он сердито смотрел на ее упрямое лицо.
— Потому что слишком быстрое продвижение вызовет вопросы, которые нам вовсе не нужны. Например, о причине моего внезапного ухаживания за вами — я ведь знаю вас всего лишь… сколько лет? Двадцать? Поторопимся — и все станут удивляться, что за этим кроется. А это противоречит моим намерениям. Я сказал вам с самого начала: все должно выглядеть убедительно, а это значит, продвигаться вперед надо медленно. Четыре недели. Никаких коротких путей.
— Мне показалось, вы имели в виду, что мы можем уложиться в четыре недели, но не обязательно в четыре.
— Они должны наблюдать постепенное развитие — сначала легкий интерес, потом настоящая заинтересованность, далее решение и подтверждение. Не увидев такого развития событий — если мы не сможем разыграть перед ними талантливый спектакль, — они нам не поверят.
Все это, конечно, чепуха. Если у нее в гардеробной висят еще такие же платья, как это, никто не удивится его внезапному решению.
При мысли об этом взгляд его устремился вниз; он нахмурился, глядя на вызывающий туалет.
— У вас есть еще платья вроде этого?
Она сердито покосилась на него, потом на свое платье и спокойно расправила юбку.
— Что такого в этом платье, что оно вас так раздражает?
В ответ он только рявкнул:
— Оно слишком соблазнительно!
Она, кажется, очень удивилась.
— Вот как?
— Да! — Еще у себя в холле он понял, что платье производит ужасное впечатление, а освещенное множеством свечей оно оказалось еще хуже. Но самый дурной, самый головокружительный эффект оно производило теперь, здесь, в полумраке. Он заметил это еще в саду; это ее платье было виновато в его неумных словах. При слабом освещении платье заставляло ее кожу мерцать, словно ее обнаженные плечи и грудь были частью жемчужины, выступающей из пены морской. Манящие, ждущие, когда мужская рука объявится и схватит, возьмет, обнажит остальное, то, что скрывается под платьем…