И тогда он просто схватил ее за руку, подтащил к ближайшей стене, распахнул дверь, которую она даже не заметила, — одну из тех, какими пользуются слуги, — и устремился внутрь, втолкнув ее перед собой. Два шокированных лакея с подносами едва увернулись от них. Люк распахнул еще одну дверь, ведущую в коридор, темный, неосвещенный. Он устремился туда, увлекая ее за собой, ногой захлопнул дверь, повернул Амелию к себе и прижал к двери.

Она вгляделась в его лицо, теперь лишенное вежливой маски, скорее, пожалуй, вообще всякой вежливости. Глаза сужены, губы крепко сжаты, никакой мягкости в них не ос талось, и все его точеное лицо излучало лишь гнев и угрозу.

— Что это вы делаете, по вашему мнению? — Слова про звучали тяжело, резко, голос был хриплый и угрожающий.

Она выдержала его взгляд и спокойно ответила:

— Заманила нас сюда.

Упираясь одной рукой в дверь, держа другую на ее талии, не давая ей шевельнуться, он придвинулся ближе, его лицо нависло над ней.

Но страха она не чувствовала и не скрывала этого.

Он нахмурился еще сильнее.

— Интересно, как по-вашему, что вы могли бы испытать в темном коридоре?

Она выдержала его взгляд, впилась пальцами в лацкан его фрака, подняла брови и произнесла невозмутимо:

— То, чего я еще не испытала.

Это был явный вызов, и ответил он на него так быстро, что голова у нее закружилась.

Он впился в ее губы, крепко, сильно. Ей показалось, что он раздавит ее, притиснув к двери. Он же, по-прежнему не давая ей сдвинуться с места, не навалился на нее, не воспользовался своим тяжелым телом, чтобы не дать вырваться из ловушки.

Да этого и не требовалось — одного поцелуя, вызывающе эротичного, неумолимо откровенного, оказалось достаточно, чтобы все мысли ее отлетели, включая мысль о побеге, равно как и всякое желание дальше его провоцировать.

Потворствовать ему она тоже не собиралась, но быстро поняла, что делает именно это, покорившись требованию его губ, его языка, его неоспоримому знанию дела. А он прекрасно понимал, что делает, больше того — он понимал, что он делает с ней. Он быстро и безжалостно довел ее до той точки, где ей оставалось только сдаться.

Она попыталась поднять руки и обнять его за шею, но его рука, лежащая на ее талии, помешала, и заданное им расстояние между ними сохранилось. Тогда она запустила пальцы ему в волосы, удивляясь их шелковистости. Понуждая его углубить поцелуй, отдавая ему все, чего он хотел, предлагая ему взять больше.

Она даже не почувствовала его пальцев на своей спине, только заметила, что он шевельнулся, рука его пробежала по ее шее вниз, к низкому вырезу платья, и только тогда она поняла, что лиф ее платья расстегнут. Его умелые пальцы не медля скользнули под шелк, поискали, нашли, высвободили одну грудь и крепко сжали сосок.

Его прикосновение было властным и уверенным. Он теребил сосок на все лады, пока она не стала задыхаться.

Она почти теряла сознание, когда он поднял голову и тут же снова опустил ее и обхватил жаркими губами тот сосок, который только что терзал. Он лизал и сосал его до тех пор, пока она, распластанная на двери, не могла больше сдержать крика.

Только тогда он чуть отстранился; рука, которой он обхватил ее грудь, опустилась, легла ей на живот и стала гладить его, да так, как она и вообразить себе не могла. У нее ослабели колени.

Теперь только железная хватка его руки у нее на талии не давала ей упасть.

Через два слоя шелка его любопытные пальцы нашли ее сокровенное место и начали ласкать. Ее обдало жаром. Пальцы его продолжали свое осторожное исследование, прикасаясь к нежной плоти, к которой еще никто никогда не прикасался, даже сквозь шелк.

Вдруг кончиком пальца он коснулся какого-то места, о наличии которого у себя она и не подозревала, — осторож но, умело, настойчиво.

Ощущение его губ на груди, новая, совершенно неожиданная, потрясающая интимная ласка — все это лишило ее последних сил.

Кожа у нее горела, она задыхалась. Потом он нажал — и она еле слышно выдохнула его имя.

К ее удивлению, он поднял голову — не для того, чтобы посмотреть на нее, но чтобы окинуть взглядом коридор.

Потом тихонько выругался, выпрямился, отнял руки. Она начала скользить вниз по двери.

Люк снова выругался и поднял ее.

— Кто-то идет.

Он быстро привел в порядок ее лиф, как если бы ничего и не было, распахнул какую-то дверь и толкнул Амелию внутрь. И тихо затворил дверь…

Теперь они стояли в темном пустом коридоре для прислуги, и он обнимал ее за талию. Он припала к его руке, хотя больше не нуждалась в поддержке.

За дверью послышались голоса, шаги — несколько человек прошли по коридору, где они стояли менее минуты назад.

Шаги стихли, Люк облегченно вздохнул. Близко — слишком близко. Он взглянул на Амелию, молчаливую и настороженную, затем молча он подтолкнул ее к двери, ведущей в бальный зал.

— Постойте. — Он задержал ее у самой двери. Было слышно — бал в самом разгаре. Казалось, минула вечность с тех пор, как они ушли.

Она остановилась перед ним. Даже в темноте он умело привел в порядок ее платье.

Когда он опустил руки, она посмотрела на него и шагнула ближе. Ладонью коснувшись его щеки, она легко поцеловала его.

— Это все? — прошептала она, когда их губы расстались. Он даже и не пытался скрыть своей ярости.

— Этого более чем достаточно для одного вечера.

Глава 6

Более чем достаточно мучений. Вряд ли она сознавала, какой эффект произвела на него, особенно когда он ласкал ее и понимал, что может сделать с ней все, что пожелает. Он вовсе не собирался сообщать ей об этом. Не настолько он глуп.

Вспоминая о том, что заставило его произнести эти слова в прошлый раз, он смотрел, ревнуя, как она танцует контрданс в зале леди Хэммонд. Ее партнером был Крануэлл. Как и на балу у леди Оркотт пять дней назад, Крануэлл и остальные из тех, с кем она флиртовала, стали чересчур внимательны. Они ждали, когда он утратит к ней интерес и уйдет, тогда они этим воспользуются.

Разочарованно вздыхая, он смотрел на Амелию. Она веселилась, как обычно, — полная ожиданий, с блестящими глазами, предвкушающая момент, когда он утащит ее в какое-нибудь уединенное местечко, где они смогут провести хоть несколько минут наедине.

Постоянное недовольство не способствует развлечениям, так полагал он, однако остерегался вызвать новую демонстрацию ее талантов вроде тех, какие она показала на балу у Оркоттов. Он капитулировал, как только понял, что она всегда найдет брешь в его защите.

Одним словом, он принял к сведению, что ему хотя бы изредка придется плясать под ее дудку. Пусть она считает, что это так, зато он сохранит контроль над их интерлюдией, как бы далеко эта интерлюдия ни зашла.