— Милорд, полагаю, другим садоводам пришлось по вкусу мое предложение?
— Разумеется.
Джек показал Джоунзу на стул.
— Нет никаких сомнений в его привлекательности.
— К тому же оно чрезвычайно великодушное. Но и качество ваших яблок, можно сказать, непревзойденное.
Джек мгновенно изобразил добродушного сельского джентльмена.
— Да, верно, и отнюдь не ваше предложение вызывает некоторую тревогу.
— Тревогу? Но о чем идет речь, милорд?
Джек молча играл пером, выжидая, когда атмосфера достаточно накалится.
— Видите ли, садоводы этой долины привыкли продавать урожай глостерширским торговцам. И большинство не желает ничего менять.
— Как?! Их не соблазнил даже шиллинг сверх рыночной цены?
— Ну… если вы удовлетворитесь половиной нашего урожая, это их ублаготворит.
— Хммм, — задумчиво нахмурился Джоунз. Джек был совершенно уверен, что тот ведет свою игру. — Нет… не думаю… что это будет справедливо. При такой цене, какую даю я… нет. Боюсь, милорд, так не пойдет. Либо весь урожай, либо ничего.
— Понятно.
Джек постучал пером по пресс-папье и поднял голову:
— Лично я готов согласиться. В конце концов, это бизнес и ничего больше. Трудность состоит в том, чтобы заставить согласиться других… — Он опасливо глянул на дверь: — Есть человек, чье мнение может повлиять на остальных садоводов. Если мы сможем убедить их, вам достанется восемьсот бушелей. Собственно говоря, они придут сегодня. Вы готовы помочь мне?
Джек невольно заметил, что улыбка Джоунза делает его удивительно похожим на хорька.
— Только приведите их, и, обещаю, все будет сделано.
Джек поднялся и дернул за шнур сонетки:
— Не хотите ли выпить?
Глаза Джоунза сверкнули.
— Спасибо, милорд. Весьма любезно с вашей стороны.
Джек налил ему полный бокал бренди, а себе — на самое донышко, и, услышав шаги Хоулетта, встретил дворецкого у двери.
Получив инструкции, дворецкий ретировался. Джек увидел, как Джоунз, ничего не подозревая, наслаждается бренди.
Скрыв выжидательную ухмылку, Джек снова сел за стол. Через минуту дверь открылась, и в кабинет вошла Клэрис. Стул Джоунза стоял так, что тот не увидел ее. Джек широко улыбнулся:
— Вот и вы, дорогая. Мистер Джоунз, вы, кажется, уже знакомы с леди Клэрис.
Джоунз повернулся, уставился на гостью и поперхнулся бренди.
Клэрис остановилась у его стула, бесстрастно взирая на смутившегося жулика.
— Добрый день, Джоунз, — бросила она, когда он прокашлялся.
Если у Джека и возникли некоторые сомнения по поводу природы предыдущих встреч Джоунза и Боадицеи и относительно того, кто вышел победителем, реакция Джоунза при виде дамы их рассеяла. Лицо бедняги было искажено ужасом. Что вполне понятно.
С кивком, который отмел бы даже претензии принца, Клэрис обошла стол и положила изящную руку на спинку стула.
Джек не видел ее лица, зато отчетливо чувствовал присутствие. Чувствовал исходивший oт нее ледяной холод достаточно сильно, чтобы быть благодарным за то, что этот холод направлен не на него. Он еще не видел ее в подобном настроении. В полной боевой готовности. Он был знаком с самыми влиятельными гранд-дамами общества. Никто в подметки не годился Боадицее. Она обладала старой как мир властью: властью истинной женщины над мужчинами. Той властью, которую ни один нормальный мужчина не станет оспаривать.
— Полагаю, мистер Джоунз, — сухо начала Клэрис, — выявились со своим обычным предложением?
Джоунз героически сглотнул и умудрился выдавить:
— Шиллинг сверх рыночной цены. В этом году.
— Шиллинг? — переспросила Клэрис, вскинув брови и грациозно опускаясь на стул рядом с письменным столом.
Каждая фраза, каждое движение были рассчитаны на то, чтобы показать Джоунзу, что они с Джеком близки.
— Дорогая, — обаятельно улыбнулся Джек. Клэрис перевела мрачный взгляд с Джоунза на него. — Предложение мистера Джоунза очень соблазнительно. Думаю, нам и другим садоводам не мешало бы его обдумать.
— Возможно, — протянула Клэрис, — но урожай Эвнинга традиционно идет глостерширским торговцам.
— Совершенно верно, миледи, — оживился Джоунз. — Но, как считает его милость, настало время перемен. Новых сделок. Ничто не стоит, на месте.
Следующие десять минут Клэрис молчала, позволяя Джоунзу изощряться в аргументах. Бедняга уже отчаивался, чего и добивались Клэрис и Джек. Последний так вошел в роль приветливого хозяина, что ни разу не сфальшивил. Не знай его Клэрис, наверняка, подобно Джоунзу, тоже поверила бы, что его легко обвести вокруг пальца.
Она нахмурилась:
— Мне кажется, что, отвернувшись от глостерширских торговцев, мы совершаем грех предательства.
Тон позволял предполагать, что она слабеет. Что ее можно убедить. Если только успокоить ее сомнения.
— Но, миледи, это всего лишь бизнес. Никогда не позволяйте сердцу править разумом там, где речь идет о бизнесе.
Клэрис метнула на него недовольный взгляд.
— Возможно, — вмешался Джек, — если бы вы сумели выделить садоводам какую-то компенсацию, чтобы помочь преодолеть все колебания… Полагаю, это побудит их отвернуться от глостерширских торговцев и подписать договор с вами.
— Но… как же насчет лишнего шиллинга за бушель? — ахнул Джоунз.
Клэрис пожала плечами:
— Это всего лишь предлагаемая вами цена. Тут нет никакого дополнительного стимула. Ничего, чем можно было бы соблазнить садоводов. Ничего, чтобы справиться с их моральной дилеммой.
Судя по выражению лица, Джоунз в жизни не сталкивался с моральной дилеммой.
— Э… э… — Он открыл и закрыл рот, после чего обратился к Джеку: — Не уверен, что понимаю.
— О, бросьте, Джоунз! — вскинулся Джек, — охваченный праведным гневом слабак, которому пришлось столкнуться с хитрецом и пройдохой. — Вы сами сказали, что жаждете заключить сделку. Это ваш шанс. Неужели нельзя поощрить садоводов Эвнинга, которые продадут вам свой урожай? Подумайте, восемьсот бушелей лучших яблок будут вашими.
Он ждал, что Джоунз схватит наживку, но тот вытаращил глаза:
— Восемьсот бушелей? Но в последний раз их было свыше тысячи!
— Величина урожая значительно изменяется в зависимости от погоды, — невозмутимо ответила Клэрис. — Насколько я понимаю, больше восьмисот бушелей в этом году не получить.
Ее тон был по-прежнему холодным. Отчужденным. Обескураживающим. Джоунз, очевидно, намеревался расспросить подробнее, но, изучив ее бесстрастное лицо, предпочел замолчать.