Джек все-таки пошевелился. Не потому, что хотел. Он ни о чем другом не мечтал, кроме как лежать на ней целую вечность, ощущая, какая она мягкая и расслабленная. Как ее жаркое влажное лоно время от времени судорожно сжимает его удовлетворенную плоть. Но он боялся, что сделает ей больно, и поскольку намеревался убедить ее повторить столь приятное упражнение, стоило проявить некоторую сдержанность и не искушать удачу.
Кроме того…
Он перекатился на спину, поднял Клэрис на себя и крепко обнял.
Ее законное место. В его объятиях, неожиданно подумал он. Именно неожиданно. Он и не помышлял ни о чем подобном. Но не мог отрицать того, что испытывал в эту минуту. Еще одна из терзающих сердце тайн, которые их действия в течение последнего получаса выявили на свет.
Он долго смотрел в потолок, на пятнистые тени, отбрасываемые колышущимися на ветру ветвями деревьев.
Шли минуты.
Наконец Клэрис пошевелилась. Джек уловил, как напряглись ее мышцы, как изменился ритм дыхания: значит, она пришла в себя. Несколько долгих моментов Клэрис лежала в его объятиях, после чего, упершись ладонями в его грудь, оттолкнулась и села. Его руки опустились вниз, и он позволил ей ускользнуть. Она, не глядя на него, подвинулась к краю кушетки и встала.
Джек с трудом поборол порыв утащить ее обратно. Под его взглядом Клэрис направилась не туда, где лежала сброшенная одежда, а к окну. Луна давно поднялась и лила мягкий свет, придавая ее белой коже неземное сияние, неяркое, с жемчужным отливом. А волосы… он не распустил узел на затылке, но несколько темных выбившихся прядей вились по плечам и спине. Она по-прежнему держалась царственно-прямо, ничуть, казалось, не смущенная своей наготой. И шла по флигелю со своей обычной грацией.
Он приподнялся на локте.
— Ты была девственницей.
Клэрис повернулась и стала беззастенчиво рассматривать его обнаженное тело.
— Именно была. А теперь — нет. Вот и все, — невозмутимо заметила она.
— Но ты должна была сказать мне. А если я был слишком груб?
Клэрис скептически усмехнулась:
— Мне двадцать девять. Вряд ли в таком возрасте будет слишком больно, тем более что я столько времени провела в седле.
Всего лишь немного саднило. Она думала, что он и не заметит.
— Моя девственность вовсе не такое уж сокровище. То, что я когда-то так высоко ценила. То, от чего следовало давно избавиться. Прими мою благодарность за то, что помог это сделать.
Некий трепет прошел по его телу, однако Клэрис ничего не могла прочесть по его затененному лицу. Джек лежал, откровенно мужественный. Откровенно сильный. Широкая мускулистая грудь, упругий плоский живот, узкая талия и бедра и длинные стройные ноги. И все это выставлено напоказ, на ее обозрение.
Если не считать… может, это ее воображение или нечто опасное, чему нет наименования, прокралось и вселилось в его тело? Даже не угроза, а некий намек на недовольство?
— Твоя благодарность… — тихо и мрачно произнес он.
Клэрис невольно вздрогнула от озноба.
Он не сводил с нее глаз. Его взгляд обжигал ее. Скользил по ней как ласка. Властный. Откровенно собственнический. О, как она была права, выставив свои условия!
— Возможно, ты выразишь свою благодарность не только словами? — неожиданно спросил он.
Она сразу услышала вызов в его голосе. И не смогла его не принять.
Клэрис хладнокровно вскинула брови. Он медленно протянул руку:
— Иди сюда.
Несколько долгих мгновений, она изучала его. Потом оттолкнулась от окна, неторопливо пересекла комнату и вложила в его ладонь свою.
Задолго до рассвета, шагая домой по полям, Джек свернул в розарий, сел на холодную каменную скамью и уставился на спокойную воду пруда, воскрешая в памяти часы, проведенные с Клэрис.
Она лишила его равновесия, бросив в беспорядочную реальность.
Еще вечером он не сомневался, что владеет ситуацией, что контролирует их связь. Даже когда она удивила его неожиданно откровенным взглядом на существующее положение дел, он думал, что это всего лишь небольшое отклонение от проложенного маршрута. Его стремление противоречить ей и изменить правила, он посчитал реакцией мужчины на дерзость женщины. Но больше он не был уверен, что это так и есть. Особенно когда она заявила, что потерянная девственность не имеет в ее глазах никакой цены.
Страсть, которую она пробудила в нем, была воистину пугающей. Это она толкнула его увлечь Клэрис в эротические дебри, куда до сих пор не ступала ее нога, в царство чувственности, которое должно бы шокировать ее, из которого она должна была ретироваться, если не бежать сразу. Но вместо этого она отвечала лаской на ласку. Принимала каждый вызов, каждое дерзкое сексуальное требование, которое он ей предъявлял.
Одно было ясно: джентльмены, считавшие ее чем-то вроде айсберга, понятия не имели, какова она на самом деле. Да, она не из тех, кто тает в мужских объятиях. Боадицея не тает. Даже в порыве страсти она была подобна раскаленной стали: горячая, обжигающая, податливая, даже сдающаяся. Но не слабая. Слабости в ней нет и не было.
Он хотел завоевать ее, и она капитулировала, по крайней мере настолько, чтобы ублаготворить его.
Он впервые встретил женщину, имевшую на него подобное воздействие, хотя и не стремившуюся к этому. Да она и не интересовалась долгосрочными отношениями. И было нетрудно понять почему. Хотя он в душе восставал, вспоминая ее уверения в том, что их связь — исключительно временное соглашение, все же понимал, почему она заняла такую позицию и декларирует ее столь смело. Но это было до того, как он вонзился в нее и почувствовал предательское сопротивление свидетельства ее девственности. Такое слабое, что, не сосредоточься он на ответах ее тела на его ласки, наверняка пропустил бы легкий вскрик боли. Большинство мужчин на его месте ничего не заметили бы. В отличие от него.
Обхватив голову руками, Джек дернул себя за волосы и застонал.
Он отказался от надежд на брак, окончательно и бесповоротно. Но судьба послала ему любовницу, которая удовлетворяла его так, как ни одна женщина. Ту, которую он страстно желал видеть своей женой.
Все должно было быть идеальным. И ему следовало быть безумно счастливым.
Однако вот он сидит, после любовного свидания, и пытается не думать о том, что его мир перевернулся. И что его судьба и будущее зависят от того, сумеет ли он выполнить почти невозможную, почти невероятную задачу — заставить Боадицею изменить свое мнение.
Он умел очаровать сотни женщин. Десятки светских дам. Оставалось только очаровать Боадицею.
Джек стоял у окна гостиной, наблюдая, как Клэрис быстро шагает по аллее. Так решительно, словно собиралась взять замок штурмом. Судя по ее бледному серьезному лицу, никакое обаяние не поможет ему сегодня. Но больше всего Джека интересовал тот, кто шел с ней рядом — Джеймс. Клэрис была всего на дюйм ниже Джеймса. А вот ноги у нее длиннее.