– Я просто уверен, особенно если задаться такой целью, но… сомневаюсь, что директор музея, которому вы предложите «коллекцию Селборнов», будет задавать много вопросов.
– Вы так считаете?
Чарлз дернул Пенни за руку. Они оставили Далзила и Эмберли обсуждать истории, которыми лучше всего успокоить общественное мнение.
– Без необходимости объяснять подозрительное прошлое такого огромного количества сокровищ? – усмехнулся Чарлз и покачал головой: – Должно быть, на дипломатическом фронте он был грозным врагом.
Пенни улыбнулась и повела его в свою комнату. Прибыв сюда, она озадачила экономку, настояв, что ей не нужна горничная на ночь. И поскольку Чарлз еще ни разу не спал в своей постели, экономка, вероятно, уже поняла причину такой просьбы.
Они уже не стеснялись раздеваться друг перед другом. Стоя у туалетного столика, Пенни расчесывала волосы и одновременно наблюдала за Чарлзом, который успел снять сюртук и развязать галстук, после чего расстегнул рубашку и манжеты, отбросил рубашку на стул и, оставшись в брюках, подошел сзади и стал расшнуровывать ее корсет.
Она молча смотрела на него. Он был выше на полголовы, и огонек свечи играл светлыми отблесками в его темных волосах.
Подняв руки, он стащил с ее плеч платье, и оно с легким шорохом легло на пол. Пенни не пошевелилась, даже когда он провел ладонями по ее рукам, до самых кончиков пальцев. Полная его противоположность: стройная, худенькая, светловолосая, слабая с виду, она никогда не пугалась его силы. Скорее упивалась ею.
Как прекрасно они дополняют друг друга. Подходят друг другу. Равны, но не одинаковы. Идеальная пара.
Пенни положила щетку на столик, подавив приятную дрожь предвкушения, когда он подвинулся ближе и его сила медленно окутала ее. Губы прижались к тому месту, где бешено колотился ее пульс.
Пенни лениво улыбнулась. Она без уверений знала, что была и остается единственной, кто так близок к нему, без ограничений, барьеров и запретов. Единственная, кто видит под маской реального человека, видит его слабости и силу, недостатки и достоинства. И нет на свете другого мужчины, с которым она хочет быть рядом. Только с ним.
Она все еще чувствовала пульсирующее в нем напряжение: не столько последствие сегодняшних событий, сколько предчувствие того, что случится сейчас.
С улыбкой она повернулась в его объятиях.
Чарлз понятия не имел, что задумала Пенни, когда захотела взять поводья в свои руки. Но сдался, позволил ей делать все, что она пожелает, с его сердцем, телом и душой. Он давно уже отдал все это ей. И так легко было поручить ей себя всего…
Несколько часов спустя, лежа на спине среди измятых простынь, измученный, довольный и в мире с собой, он понял, что на этот раз достиг всего, чего желал. Прошел полный круг, от потребности защитить к объятиям женщины, которая вернула его назад, приняла и очистила от грехов. Стала его опорой, его ангелом-хранителем и наставником в самом лучшем смысле этого слова. Мостиком между ним и окружающим миром. Теми, кого он старался защитить.
Он глянул на нее, обессиленную, обмякшую, и понял, что жизнь дамы вращается вокруг жизни ее повелителя. Но при этом твердо сознавал и другое: его жизнь будет всегда и навечно вращаться вокруг ее жизни. Его место будет всегда рядом с ней. Его постель всегда будет ее постелью, а не наоборот, что бы там ни требовало общество.
Она пошевелилась, подняла голову, посмотрела на него и оперлась ладонями о его грудь, чтобы взглянуть в глаза.
Он нахмурился, прочтя на ее лице некоторую решимость.
– Что?
– Послушай, мы не могли бы сразу вернуться в Лостуител, минуя Лондон?
– Да, конечно. Но почему?
– Если мы хотим пожениться, нужно начинать готовиться к свадьбе, а если мы объявим о нашей помолвке в Лондоне, сам знаешь, что начнется: придется принимать визитеров, посещать все балы, где нас будут рассматривать, как зверей в зоологическом саду. И это не говоря уже о твоих и моих родственницах. Как бы мы сильно их ни любили, все же следует самим о себе заботиться, а их хлопоты сведут меня с ума…
Он зажал ей рот единственным надежным способом – поцелуем. И продолжал целовать, пока она не сдалась. Почувствовав это, он отстранился, пригладил ее волосы и едва не зажмурился отблеска ее восторженных глаз. О чем это она? Что произошло?
Он никак не мог прийти в себя.
– Не понимаю. Я еще не дал тебе того, что ты хочешь, то есть не сказал, что люблю тебя, и не поклялся в вечной любви.
Мудрый человек, наверное, скрыл бы свое удивление, обрадовался такому чудесному завершению поисков невесты и держал бы рот на замке, но он… он нахмурился.
– Я думал, что ты по крайней мере потребуешь красную розу и коленопреклоненную клятву в вечной верности.
Он предвкушал нечто более из ряда вон выходящее, когда настанет момент, и сейчас был немного разочарован.
– Красная роза? – удивилась она. – И ты на коленях…
– Но ведь я даже не крикнул во всеуслышание о своей любви. Правда, ты знаешь, что я тебя люблю и всегда любил, – нахмурился он.
Она, в свою очередь, свела брови.
– Но тогда ты меня не любил.
Он ошеломленно посмотрел на нее.
– Как это? Да я любил тебя вечно.
Пенни грозно насупилась и уперлась ладонями в его грудь.
– Ничего подобного.
Упрямо вздернув подбородок, он приподнялся на локтях.
– Я любил тебя – только тебя – с шестнадцати лет. Какого черта ты себе вообразила? Думаешь, та история в амбаре случилась сама собой? Только потому, что ты так решила?
– Это была похоть! – завопила она. Подумать только, еще смеет отрицать очевидное!
– Конечно, похоть! – Он услышал собственный рык и постарался понизить голос: – Но не только ведь! Я никогда не согласился бы на твое приглашение, если бы не любил тебя.
Он был готов ее разорвать. Как она могла не видеть, не понять того, что бросалось в глаза!
– Черт возьми, женщина, ты крестница моей матери, падчерица моей крестной! Какого дьявола ты вообразила…
Пенни бросилась на него, припала к губам, и все копившиеся эмоции, которые сейчас бушевали в ней, излились в него. Пусть ощущает, пробует на вкус, чувствует…
Он вцепился в нее, как утопающий, явно пытаясь что-то сказать, но она с трудом отняла губы не больше чем на полдюйма и прошипела:
– Молчи и люби меня.
Отбросив простыню, она оседлала его, завладела губами и блаженно зажмурилась, когда он сжал ее бедра и рывком насадил на себя. И она с ощущением огромного счастья приняла его в свое тело, чувствуя, как он наполняет ее.