– Я не верю, что Николас – убийца Джимби. Надеялся, что он образумится и во всем признается или по крайней мере кое-что объяснит, поэтому, несмотря ни на что, мы сумеем поймать убийцу Джимби. Я уверен, что Джимби был связующим звеном с французами, – сигналы это доказывают. Но в чем именно замешан Николас…
Он раздраженно вздохнул. Пенни сжала его руку.
– Теперь я понимаю насчет частей головоломки… – начала она и почувствовала, как напряглась его рука.
– Кстати, насчет кусочков…
Она проследила за направлением его взгляда и увидела высокую худую фигуру человека, стоявшего на пристани и погруженного в оживленную беседу с двумя рыбаками.
– Шевалье, – прошептала она, – но я не вижу ни Марка Трескаутика, и никого другого из их семьи.
– Верно, – рассеянно бросил Чарлз, продолжая наблюдать за шевалье и рыбаками. – У меня такое чувство, что, хотя Марк считает себя его близким другом, шевалье придерживается иного мнения.
– Да, и ведь он гораздо старше Марка.
– И куда серьезнее, чем этот избалованный щенок. Уверен, что при необходимости шевалье пускает в ход все свое обаяние, но сомневаюсь, что между ними много общего.
– Возможно, шевалье просто использует Марка как предлог попасть в здешнее общество.
– Что ж… пора просить помощи Дадзила. У него достаточно контактов, чтобы выяснить истинные цели шевалье. А я тем временем потолкую с Деннисом и дам ему имена всех пяти чужаков. Посмотрим, что смогут обнаружить он и его «рыцари».
Они повернулись и пошли обратно к Хай-стрит.
– Может, стоит поехать в Эбби и узнать, нет ли письма от Далзила.
Чарлз покачал головой:
– Прошло недостаточно времени с тех пор, как я послал последний отчет. Ответ придет самое раннее сегодня ночью, но скорее всего завтра. Давай наскоро поедим в «Пеликане». И потом, учитывая, что Николас сегодня получил депешу, стоит засесть в беседке.
Они молча пошли к гостинице.
– На обратном пути я остановлюсь в Эссингтон-Мэнор, – сообщила она, – иначе скоро все начнут спрашивать, куда я девалась…
– И что делаешь, – добавил Чарлз с одной из своих дьявольских ухмылок. – Хорошая мысль. Я беру беседку на себя. Кто знает, может, мне даже удастся поспать.
Она недовольно нахмурилась, задрала нос и проплыла мимо.
И искренне понадеялась, что благодаря полумраку в холле он не заметит, как она покраснела.
Румянец не имел ничего общего с соображениями благопристойности. Просто ей стало стыдно при мысли о том, с какой неохотой она отпускала его в беседку одного.
Но здравый смысл должен преобладать.
Когда она въехала во двор Уоллингем-Холла в пять часов и ни минутой раньше, как и велел Чарлз, он уже ждал. Вместе они пошли к дому.
– Что-нибудь произошло сегодня днем?
– Нет. Николас носа не высовывал за дверь. Я склонен думать, что он по-прежнему не знает, кто его связной, как и в тот день, когда явился сюда искать приятелей Гренвилла. Если это так, бесполезно подсовывать ему на продажу сведения, стоящие очередной коробочки для пилюль. Однако, думаю, Николас ужасно боится, что кто-то знает, как связаться с ним, причем довольно скоро, и понятия не имеет, как ему в таком случае поступить. Поэтому и осторожен сверх меры.
– Ты права. Попытаюсь немного попугать его сегодня вечером.
Они проникли в сад через калитку и немедленно разошлись. Пенни скрылась в своей комнате. Приняла ванну и переоделась к ужину: учитывая, что Норрис был доверенным лицом Чарлза, последний, вероятно, последовал ее примеру. Когда она за четверть часа до ужина, вошла в столовую, он уже был там, как всегда, безупречно одетый, и стоял вместе с Николасом у камина, подавляя последнего больше энтузиазмом, чем своими размерами. Похоже, Чарлз был в прекрасном настроении, что явно вызывало у Николаса определенные подозрения.
Пенни делала все возможное, чтобы способствовать махинациям Чарлза, разыгрывая из себя сплошную невинность. В конце концов не важно, кому он доверится. Если доверится вообще. Несмотря на все усилия Чарлза, любой выпускник Итона или Харроу сразу распознал бы что-то неладное, особенно если речь постоянно шла о тайнах, передаче которых Джимби мог активно способствовать. Как бы то ни было, Николас весьма неохотно открывал рот и предпочитал помалкивать. И его упрямая решимость только укрепилась. Мало того, он почти не скрывал антипатии к Чарлзу.
Поздним вечером она вышла в вестибюль, чтобы, к очевидному облегчению Николаса, проводить Чарлза, и, почти припав к его уху, прошептала:
– Он… он еще более упертый, чем накануне, не находишь? Чарлз кивнул, мрачно опустив уголки губ.
– Мы совсем не продвигаемся вперед. Скорее зашли в тупик. Он вышел из транса и понял, что доказательств нет. Ему остается только сидеть тихо, чтобы избежать ловушки.
– Интересно, – задумчиво протянула она, подходя к открытой входной двери, – уж не содержание ли полученных бумаг так укрепило его дух? Может, мы сумеем просмотреть их позже?
– Он держит их в своей комнате, но там нет ничего особенного. Он не солгал: это всего лишь кое-какие документы, которые требуют его одобрения.
Когда она уставилась на него с раскрытым ртом, он улыбнулся.
– Норрис проглядел свое истинное призвание. Это он проник в комнату Николаса и сумел прочитать и запомнить содержание бумаг.
– В таком случае, – вздохнула она, – я желаю вам доброй ночи.
– Благодарю.
Он улыбнулся еще шире, поцеловал кончики ее пальцев и, повернув руку ладонью вверх, наградил ее куда более интимным поцелуем, тем, который отозвался в сердце: прижался губами к запястью, к тому месту, где тревожно трепыхался пульс. После чего изящно поклонился, отпустил ее руку и сбежал с крыльца.
Пенни, прислонившись к косяку, с блуждающей на губах улыбкой прислушивалась к скрипу сапог по гравию. Ночь выдалась безветренной, но очень темной: луна еще не поднялась.
Она наслаждалась молчанием, позволяя ауре дома вновь ее окутать. И гадала, сколько времени понадобится Чарлзу, чтобы обогнуть дом и проскользнуть наверх.
Наконец, покачав головой, она повернулась, чтобы войти внутрь, но в тот момент, когда пересекала вестибюль, из гостиной вышел Николас. При виде Пенни он, слегка хмурясь, остановился.
Пенни, подойдя ближе, взглянула на него с вопросительной улыбкой.
– Каким образом Лостуител приезжает и уезжает? Я не слышал скрипа колес по гравию.
Пенни понимающе кивнула:
– Он предпочитает коня и седло. Зная его, можно с уверенностью сказать, что он уже мчится по полям и лугам: никогда терпеть не мог ничего прямого и узкого.