— Вот этого.
Он прижал ее к себе и поцеловал. Губы Джарвиса были жесткими, настойчивыми, безжалостно требующими своего, и Мэдлин с готовностью пошла на уступки.
Она с радостью подчинилась его рту и едва не задохнулась, когда рука Джарвиса накрыла ее грудь. Мэдлин даже не заметила, как он расстегнул переднюю застежку ее платья для верховой езды, а затем снял его — потому что к этому времени у нее в голове осталась одна-единственная мысль: оказаться нагой в его объятиях.
Ее платье упало на песок, за ним последовали жакет Джарвиса, его шейный платок и рубашка… И только когда ее панталоны с легким шорохом скользнули по ногам и морской воздух ласково коснулся кожи в тех местах, которые редко остаются открытыми, Мэдлин поняла… и отстранилась от губ Джарвиса.
— Мы на берегу.
— И что? — Джарвис удерживал ее так близко к себе, что ее бедра плотно прижимались к его бедрам. — На мили вокруг больше никого нет. Только ты и я, звезды и море.
— Да, но…
— В прибое… — Джарвис коротко усмехнулся. — Пойдем.
— Что-о? — Но он уже шел по берегу, таща ее за собой, и Мэдлин, все еще недоумевая, последовала за ним. — В волнах?
— Не сомневаюсь, что, как Гаскойн, ты не собираешься упустить такую возможность.
Джарвис оглянулся на нее.
— Не думаю, что то, что я Гаскойн, имеет к этому какое-то отношение, — тихо буркнула она.
Дойдя до волн, Мэдлин почувствовала их ласковое прикосновение. Лето было теплым, дни длинными и жаркими, море прогретым, во всяком случае, на мелководье. Джарвис непреклонно вел ее все дальше, и вода, журчавшая вокруг ее ступней и лодыжек, казалась прохладной по сравнению с уже разгоряченной кожей, и это ощущение было приятным и соблазнительным. И оно еще обострилось, когда Джарвис, миновав разбивающиеся на брызги волны прибоя, наконец остановился там, где вода доходила ему до талии, прочно поставил ноги и, приблизив Мэдлин к себе, заключил ее в объятия и снова поцеловал — с жадностью, ненасытно.
Поцелуй и объятия разожгли пламя страсти, и в Мэдлин снова не осталось ничего, кроме одной непреодолимой и неудовлетворенной, отчаянной потребности.
Джарвис все понял и притянул ее к себе; Мэдлин обвила руками его шею, обхватила ногами его талию и вернула ему поцелуй со всем огнем и настойчивостью, желая и требуя, чтобы он взял ее.
Джарвис угадал ее потребность в их поцелуе, в ее безумии, которое он совершенно ясно почувствовал и которое так мощно слилось с его собственным. Он не понимал, что в самом деле на него нашло, а только знал, что должен овладеть Мэдлин прямо сейчас, здесь — и заставить ее понять…
Он терзал ее губы, побуждаемый пульсирующей примитивной потребностью сделать ее своей — и заставить ее осознать, признать и подтвердить это.
Волны отступали, и их непрекращающийся плеск сам по себе был лаской. Прижав Мэдлин к себе и удерживая ее на весу, Джарвис направился глубже в море.
Он остановился в том месте, где вода достигала ее плеч, так что волны играли с ее грудями и с затвердевшими сосками.
Эти прикосновения исторгли у Мэдлин странный вздох, а затем она крепче сжала Джарвиса ногами и стала двигаться, беспокойно ища и требуя желаемого.
Внутренне улыбнувшись — его зверь был доволен и полон решимости, — Джарвис сделал толчок вверх, одновременно опустив Мэдлин вниз, на свою плоть, и они оба чуть не задохнулись.
Раскрыв губы и тяжело дыша, они из-под ресниц смотрели глаза в глаза друг другу с расстояния всего нескольких дюймов. Джарвис медленно поднял Мэдлин, потом снова опустил ее и вошел еще глубже, погрузился в нее полностью, и она выдохнула, коснувшись дыханием его губ.
Джарвис двигал ее на себе, и они дышали в одном ритме.
Взгляд Мэдлин опустился к его губам, и Джарвис, закрыв глаза, сосредоточился на том, что еще мог чувствовать… а Мэдлин, преодолев последний разделявший их дюйм, прижалась губами к его губам, отдала ему свой рот, заманив туда его язык, обняла Джарвиса, и их собственный прилив накатился на них — накатился медленно, мощно и продолжал захлестывать мучительно-сладостной страстью.
Они учились не торопиться, а плещущие вокруг них волны помогали им в этом. Постоянный, размеренный, неизбежный подъем и спад волн задавал им еще один ритм, которому они могли следовать, когда их собственный становился слишком торопливым. Прохлада воды сдерживала жар, чтобы он не слишком быстро превратил их волю в пепел, и позволяла времени растягиваться все больше, больше и больше… позволяла им глубокой ночью в темном море сохранять ощущение контакта с дикими утесами позади них и звездами наверху, с прибоем, постоянно шепчущим на ухо, и вообще со всей окружающей природой.
Финал оказался поразительным даже для них самих. Он стремительно обрушился на них, захватил и потряс их, выжал из них всю до последней капли энергию, а затем подбросил высоко вверх, за пределы мира, туда, где все чувства испарились и восторг наполнил образовавшуюся пустоту — наполнил их самих, сиянием растекаясь по венам, когда они медленно по спирали возвращались обратно на землю, в море, в волны и в темноту ночи, к спокойствию и невыразимому счастью, которые они нашли в объятиях друг друга.
Подняв наконец голову с плеча Джарвиса, Мэдлин взглянула ему в лицо и постаралась понять, что означало это последнее мгновение и что они нашли в нем.
Притяжение между ними — поддерживаемое с ее стороны тем, что она определяла словом «любовь», — становилось все сильнее, но… Чувствовал ли Джарвис то же самое?
Если да… то что именно он чувствовал?
— Ты можешь стоять?
Его голос звучал невнятно.
Осознав, что ногами все еще обхватывает его, Мэдлин распрямила их, попробовала встать и, обнаружив, что вполне устойчива, убрала руки с его плеч.
— Пойдем обратно в лодочный сарай.
Джарвис взял ее за руку.
Мэдлин согласилась, чтобы он провел ее через волны. В лодочном сарае она сможет увидеть его глаза и, возможно, представить себе, что происходит и из-за чего что-то, по-видимому, изменилось и сместилось в отношениях между ними. Она считала, что все понимает правильно, но Джарвис, очевидно, хотел сказать ей, что она неправильно воспринимает что-то важное.
— Просто вытри руки, полотенца в сарае.
Джарвис протянул Мэдлин носовой платок, когда они добрались до своей одежды. Мэдлин вытерла руки, и, собрав вещи, они пошли вверх по берегу навстречу прохладному бризу, который обдувал их влажные лица, а потом поднялись по лестнице к двери сарая для лодок и прошли наверх в убежище Джарвиса.
Обтерев полотенцем остатки морской воды и соли, Мэдлин повернулась к Джарвису и увидела, что он сидит на краю тахты и наблюдает за ней.
— Иди сюда, — позвал он, глядя ей в лицо, и протянул руку. Мэдлин на миг задумалась, а потом подошла: им нужно поговорить, она должна узнать… что же такое он хотел ей сказать?