Лена должна положить этому конец.
Она глядела будто сквозь меня.
«Лена, ты не можешь сдаться. Только не сейчас, ведь…»
«Не надо».
«Это твоя объявляющая луна».
«Нет. Это ее объявляющая луна».
«Неважно. Это твоя семнадцатая луна, Эль».
Она посмотрела на меня пустым взглядом.
«Ее вызвала Сэрафина. Я не просила об этом».
«Тебе придется сделать выбор, иначе сегодня здесь убьют всех, кого мы любим».
Она отвела взгляд.
«А если я не готова?»
«Не пытайся убежать от этого, Лена. Все равно не получится».
«Ты не понимаешь. Это не выбор. Это проклятье. Если я выберу Свет, умрет Ридли и половина моих родственников. Если я выберу Тьму, то умрет бабушка, тетя Дель, мои кузины. Разве это выбор?»
Я прижал ее к себе покрепче, жалея, что не могу поделиться с ней своей силой или принять на себя ее боль.
— Этот выбор можешь сделать только ты, — произнес я и помог ей встать на ноги. — Посмотри вниз, Лена. Люди, которых ты любишь, сражаются за свою жизнь. Ты можешь остановить все это, только ты!
— Не знаю, смогу ли я.
— Почему?! — закричал я.
— Потому что я не знаю, кто я такая.
Я посмотрел ей в глаза — они снова изменили цвет! Один стал идеально зеленого цвета, а другой — идеально золотистого.
— Посмотри на меня, Итан! Кто я? Темная или светлая?!
Я посмотрел на Лену и все понял.
Она — девушка, которую я люблю.
И всегда буду любить.
По какому-то наитию я вытащил из кармана золотой медальон. Миниатюрная книжечка нагрелась, как будто хранящаяся в ней частичка моей мамы вдруг ожила. Я вложил медальон Лене в руку, чувствуя, как он согревает ее. Я хотел, чтобы она поняла, что это такое — любовь, которая никогда не умирает.
— Лена, я знаю, кто ты. Я знаю твою душу. Поверь мне. Ты можешь доверять себе.
— А если ты ошибаешься, Итан? — недоверчиво спросила Лена, сжимая медальон в руке. — Откуда ты знаешь?
— Знаю. Потому что я знаю тебя.
Я отпустил ее руку. Мысль о том, что с ней может что-то случиться, была невыносима, но я не в силах предотвратить это.
— Лена, ты должна сделать это. Другого выхода нет. Мне очень жаль, но это так.
Ридли подняла голову и посмотрела на нас.
— Я не могу позволить Ридли умереть. Клянусь, она пытается измениться. Я уже потеряла слишком многое.
«Я потеряла дядю Мэкона».
— Это я во всем виновата. — Лена зарыдала и прижалась ко мне.
Я хотел сказать ей, что он жив, но вовремя сдержался, вспомнив, что говорил Мэкон. Он все еще на стадии превращения, и, возможно, в нем осталась Тьма. Если Лена узнает, что он жив и что она может потерять его во второй раз, то никогда не выберет Свет. Она не сможет убить его дважды.
Луна стояла прямо над ее головой. Скоро начнется объявление.
Ей оставалось принять всего одно решение, и я боялся, что она не сможет сделать это. На лестнице появилась запыхавшаяся Ридли. Она обняла Лену, уводя ее от меня, и потерлась щекой о ее мокрые от слез щеки. Все-таки они сестры, уж не знаю, хорошо это или плохо.
— Лена, послушай меня. Ты должна сделать выбор.
Лицо Лены исказилось от боли, она отвернулась. Ридли заставила ее повернуться обратно и внимательно посмотрела Лене в глаза. Та сразу же все заметила:
— Что у тебя с глазами?
— Это неважно. Слушай меня. Я совершила за свою жизнь хоть один благородный поступок? Я хоть раз пустила тебя на переднее сиденье в машине? Хоть раз за шестнадцать лет оставила тебе последний кусок торта? Я когда-нибудь разрешала тебе примерить мои туфли?
— Да я твои туфли всегда терпеть не могла, — ответила Лена, утирая одинокую слезинку, скатившуюся по щеке.
— Да ты в восторге была от моих туфель! — улыбнулась Ридли и вытерла Лене слезы исцарапанной, окровавленной рукой.
— Не пытайся заговорить меня. Я все равно не сделаю этого!
— Я эгоистична до мозга костей, Лена, и я приказываю тебе сделать это!
— Ни за что!
— Поверь мне, так будет лучше. Если во мне еще осталась Тьма, то ты окажешь мне услугу. Я больше не хочу быть темной, но я не создана для того, чтобы быть смертной. Я — сирена.
— Но если ты стала смертной, значит… — потрясенно начала Лена.
— Неизвестно, — покачала головой Ридли. — Если Тьма у тебя в крови, ну, знаешь…
Я вспомнил слова Мэкона: «Тьма покидает нас не так легко, как нам бы хотелось».
— Да ладно, что мне делать еще лет семьдесят-восемьдесят? — крепко обнимая Лену, засмеялась Ридли. — Думаешь, обоснуюсь в Гэтлине и буду обжиматься с Линком на заднем сиденье «битера»? Или разбираться, как работает духовка? Да в этом городишке даже приличного китайского ресторана нет.
Лена сжала ее руку, Ридли ответила на пожатие, а потом осторожно, один за другим, высвободила пальцы и соединила руку Лены с моей.
— Позаботься о ней за меня, Короткая Соломинка, — сказала Ридли и сбежала вниз по каменным ступенькам лестницы.
«Итан, мне страшно».
«Я здесь, Эль. Я никуда не денусь. Ты справишься с этим».
«Итан…»
«Ты справишься, Эль. Объяви себя. Тебе никто не указ. Ты знаешь свой путь».
Ко мне присоединился еще один голос, он доносился издалека, пробиваясь в уголки моего сознания.
Мама!
Мы не говорили Лене, что ей делать. Мы просто сказали, что она сможет.
«Объяви себя», — сказал я.
«Объяви себя», — повторила мама.
«Я — такая, какая есть, — сказала Лена. — Такая, какая есть».
Ослепительный поток света обрушился на нас с неба, что-то вроде инфразвуковой волны ударило по стенам пещеры. Страх и боль Лены накрывали меня. Каждая потеря, каждая ошибка отпечатались в ее душе, создавая причудливую татуировку из ярости и покинутости, разбитого сердца и слез. Чистый, ослепительный лунный свет заливал всю пещеру. На минуту я перестал видеть и слышать. А потом я посмотрел на плачущую Лену. В ее глазах сверкали слезы. Один остался зеленым, а другой — золотистым.
Она запрокинула голову. Ее тело изогнулось, ноги оторвались от пола. Драка внизу прекратилась, все замерли и замолчали. Все чародеи и демоны в этой пещере знали, что сейчас их судьба висит на волоске.
А луна все продолжала расти. Совсем как в моем сне, она разделилась на две половины прямо над головой Лены. Свечение напоминало гигантскую фосфоресцирующую бабочку с огромными, переливающимися ярким светом крыльями.