— Но вы же были у него на службе, — раздраженно заметил офицер. — Полагаю, вы все роялисты.
— Мы — садовники, — уверенно ответил Джон. — И сейчас я работаю в саду для парламента. Все время работаю в саду. Мои враги — это суровая погода и вредители. Других мне не надо.
Командир нехотя рассмеялся.
— Да, хуже и не бывает, — сказал он.
Лето 1648 года
В середине мая раздался стук в большую парадную дверь Ковчега. Эстер, отложив в сторону рабочий фартук, с привычными мрачными предчувствиями пошла открывать. Но когда она увидела посетителя на пороге, выражение страха сменилось на улыбку удовольствия.
— Майор Ламберт! — воскликнула она. — Пришли посмотреть на наши тюльпаны?
— Конечно. Не мог устоять.
Он вошел и склонился над ее рукой.
— Вы по-прежнему майор? — спросила она, глядя на роскошное перо в шляпе и сверкающую кожу сапог.
— О, нет. — Он широко взмахнул рукой. — Я теперь генерал, госпожа Традескант. И прежде чем завершу свою карьеру, я буду заседать в парламенте и сделаю вас баронессой за все, что вы делаете для садовников. Или герцогиней. Что пожелаете.
Эстер хихикнула.
— Тогда пойдемте взглянем на тюльпаны, — поторопила она. — В этом году они чудесны. Прошлой весной вернулся мой муж, и у него теперь много новых сортов, на которые вам будет интересно взглянуть — красивые растения из Виргинии. Вы не устоите перед нашим тюльпановым деревом.
— Прошу прощенья?
Эстер рассмеялась.
— Уверяю вас. Самое прекрасное дерево с цветками по форме точно как тюльпаны. Я сама еще не видела, как оно цветет, потому что у нас всего два саженца. Но мы нарезаем черенки, и мой муж клянется, что они приживутся.
Джон Ламберт прошел за ней через дом и остановился на террасе, чтобы взглянуть на сад. Впервые он видел сад должным образом прополотый, подрезанный и выглядящий наилучшим образом.
— Да это просто маленький рай, — вымолвил он, обегая глазами кивающие соцветия на фруктовых деревьях, клумбы и грядки для рассады перед домом. — Вы сделали очень правильно, назвав свой дом Ковчегом. За этими стенами бушевало море террора, а здесь, кажется, всегда царил мир.
Эстер стояла очень тихо, впитывая его похвалу как благословение.
— Всю свою жизнь я именно этого и старалась добиться, — сказала она. — И я счастлива, что вы смогли это увидеть.
Он посмотрел на нее так, будто они очень хорошо понимали друг друга.
— Если мы сможем всю нашу страну сделать такой же мирной, цветущей и обильной, как этот сад, госпожа Традескант, тогда я буду думать, что все было не напрасно. Если я смогу сделать так, что каждый садик у коттеджа будет таким же мирным, как и ваш, и каждый усердно работающий гражданин нашей страны будет иметь законное право на свой коттедж и свой сад, тогда, значит, я исполнил свой долг так же хорошо, как вы свой.
Она с любопытством посмотрела на него.
— Разве это не настроения левеллеров? — поинтересовалась она. — Я думала, что с левеллерами покончено.
Он улыбнулся, но не сказал ни да, ни нет.
— Но только не в наших сердцах и умах. Я думаю, что каждый человек, который видел страдания бедняков в нашей стране, видел, как бедные люди сражаются за свои права, стремится к тому, чтобы огромные пустоши и парки были открыты для всех, чтобы бездомные могли построить себе дома, а голодные могли выращивать себе пропитание. Я сам землевладелец, госпожа Традескант. Я вовсе не хочу, чтобы сровняли с землей ограду вокруг моего сада. Но мне не нравится, когда огромные парки закрыты для всех только ради того, чтобы там могли жить и кормиться олени, тогда как мужчины и женщины вне этих стен голодают.
Эстер кивнула и пошла впереди него по садовой дорожке туда, где полыхали цветом гряды с тюльпанами. Она с полуулыбкой обернулась, увидев, что Джон Ламберт замер на месте.
— Хороши, не правда ли?
— Они великолепны, — выдохнул он. — Я должен, я просто должен заполучить хотя бы несколько из них.
— Сейчас принесу перо и бумагу для вашего заказа, — удовлетворенно сказала Эстер. — Вы должны приехать снова в следующем месяце и посмотреть наши розы. В этом году они обещают быть чудесными. Розы мне нравятся даже больше, чем тюльпаны.
Он покачал головой, и что-то в этом жесте насторожило ее, дало понять, что он не так уж беспечен и беззаботен, как хочет показаться.
— Боюсь, в июне я буду занят другими делами, — заметил он.
Эстер поняла, что он имел в виду — на следующий день после визита появились новости о том, что в каждом городе, в каждой деревне по всей стране собирались отряды роялистов. Мужчины, отложившие было свои пики, полагая, что борьба окончена, где пешком, где верхом снова помчались туда и сюда по проселочным дорогам, призывая народ на борьбу за короля, которому всего-то и нужно было выиграть одну-единственную битву против деморализованных и разрозненных парламента и армии и снова вступить в свои права.
Флот вдруг встал на сторону короля и оккупировал гавани вдоль всего южного побережья, объявив все эти порты роялистскими. По всей стране отставные роялистские офицеры снова призывали страну к оружию. В каждом графстве, в каждом городе и деревне появились роялистский штаб и роялистский отряд. Нация вернулась к состоянию войны спонтанно и естественно. Призом стало освобождение короля и восстановление его на троне в надежде на возвращение мирных довоенных дней.
Даже те, кто со стороны наблюдал за тем, как армия Кромвеля победила короля в первой войне, теперь были охвачены таким нетерпеливым стремлением к миру, что встали на сторону Карла, уверенные, что только возвращение его на трон сможет помочь королевству обрести мир. Даже те, кто без особого воодушевления, но все-таки сражался в армии Кромвеля, теперь переходили на сторону противника и надеялись отвоевать жалованье и победу под командованием роялистов. Те же, кто сражался за короля долгие четыре года войны, а потом целых два года страдали и боялись, теперь молились, чтобы этот последний шанс смог вернуть им былую фортуну.
Им не нужно было особого уведомления. Все реагировали на сложившуюся ситуацию спонтанно и по одиночке, и это восстание наполовину подпитывалось сердитыми требованиями вернуть мирные времена, а наполовину — принципиальной борьбой по поводу епископов.
Эстер никак не могла поверить в то, что король, оставаясь в тюрьме, смог превратиться в центр второй катастрофы. Даже не будучи на свободе, одно только его присутствие стало источником брожения, и страна, целых два года проведшая в мире, внезапно вновь оказалась охвачена войной. И это была полномасштабная война, в которой по всему королевству шли сотни решающих сражений. И наконец до Ламбета дошло известие — лорд Норвич взял в осаду лондонский Сити, и похоже было, что он сумеет захватить его для короля. Если Лондон падет, парламент будет взят, война наверняка закончится, и победителем будет король.