— Становись, — скомандовал он своим приятным голосом, будто командовал обычным парадом.
Ламберт кивнул своему знаменосцу.
— Передай привет членам палаты общин и сообщи им, что ключи от здания парламента находятся у меня и что они должны покинуть помещение. Их присутствие более нежелательно. Страной будет управлять Комитет безопасности. Мы намереваемся заложить в этой стране фундамент справедливости и свободы. И новая жизнь начинается с сегодняшнего дня.
Ламберт не учел реакцию генерала Джорджа Монка, находившегося в тот момент в Шотландии, ревнивого, как собака, к своему харизматичному сопернику. Как только Монк прослышал о триумфе в Уайтхолле, он известил Лондон, что как командир армии парламента в Шотландии он не принимает Комитет безопасности, объявляет войну и идет маршем на юг, дабы восстановить власть разогнанного парламента.
— Войну? — потребовала ответа Эстер. — Но почему?
— Он говорит, что собирается восстановить власть парламента, — Джон зачитал самый последний листок новостей.
— Тогда почему он не сделал этого раньше? — поинтересовалась Эстер. — Почему он не объявлял войну Кромвелю?
— Потому что он думает, что сам может стать Кромвелем, — проницательно заметил Джон. — Он думает, что сам может возглавить армию, а немного погодя и парламент тоже.
— Что, опять будем паковать наши редкости? — устало спросила Эстер.
Джон ненадолго задумался.
— Пока что нет, — сказал он. — Но может, и придется. Войска генерала Монка учились дисциплине, сжигая роялистов в Шотландии.
— Он же за парламент. Он сражался против Карла Стюарта, — продолжала Эстер. — Почему тогда он не желает, чтобы Ламберт и Комитет безопасности проводили реформы? Почему бы не дать народу нашей страны правительство и правосудие, которых они заслуживают?
— Да ни во что он не верит, он же профессиональный солдат, — горько сказал Джон. — Он сражался на стороне короля Карла, пока не увидел, что Кромвель приближается к победе, и тогда он перебежал на его сторону. Потом он увидел, что сделал Кромвель. Он увидел, что один человек получил власть, почти королевскую, и встал во главе армии. Он не доверяет Джону Ламберту, потому что ожидает от него того же. И думает, что и для него здесь может быть шанс.
— Джон Ламберт как раз единственный человек, которому можно доверить всю эту власть, — сказала Эстер. — Он ни разу не нарушил данное им слово, ни единого разочка, даже во все эти тяжелые времена.
— И заплатил нам за нарциссы, которые я ему доставил в тот самый день, — сказал Джон. — Уповаю на Господню волю, что он сможет их посадить.
Ламберту так и не довелось посадить нарциссы, привезенные Джоном. В ноябре, в самое подходящее для посадок время, он подчинился приказу Комитета безопасности защитить Англию от генерала Монка и во главе армии из восьми тысяч человек пошел на север, чтобы встретить генерала.
Он не бросился в атаку. Генерал Монк был его товарищем по оружию, и они оба были сторонниками парламента. Ламберт достаточно наивно верил, что наверняка произошло недоразумение. Он писал Монку, стараясь разъяснить ему планы Комитета безопасности, убедить его в том, что Англия наконец получила шанс превратиться в свободное и справедливое общество.
Пока Комитет в Лондоне пытался наскрести денег, чтобы заплатить солдатам под командованием Ламберта, Монк притворялся, что раздумывает, писал Ламберту ответные письма и выдвигал в свою очередь свои аргументы. Деньги так и не пришли. Ламберт оказался в западне между обманом генерала Монка и беспомощностью Комитета. Он не мог атаковать генерала Монка, пока они находились в процессе переговоров. А к тому времени, когда он понял, что генерал попросту раскручивал разговоры как тактическую уловку, его армия растаяла и Монк победил без единого выстрела.
И вот, вместо того чтобы сажать в своем оранжевом саду в Уимблдоне нарциссы с оранжевыми сердцевинами, он смотрел вслед своей армии, уходящей по Великой северной дороге, зная, что Монк обманул его, а Лондон предал.
— Что теперь с ним будет? — спросила Эстер у Джона.
Джон сердито взглянул на нее.
— Монк обвинил его в измене, — ответил он глубоко несчастным голосом. — Измена по отношению к старому парламенту, который был таким неповоротливым и некомпетентным, что никому и дела не было, когда Ламберт разогнал их. А теперь уж точно они называют себя мучениками. А его назовут изменником. А как только он окажется в Тауэре, оттуда и до эшафота недалеко.
Весна 1660 года
В феврале Ламберт повернул остатки своей армии на юг, и они в изношенных сапогах пошли маршем домой. Денег не было ни на покупку провианта, ни на обмундирование. Монк быстро обогнал его и прибыл в Уайтхолл, где его встретили каменным молчанием.
Но Джордж Монк был не тот человек, которого могла расстроить непопулярность. Он расставил своих солдат по улицам Лондона, а они привыкли выполнять свою работу среди возмущенного населения. В Лондоне было гораздо легче разместить войска на постой, и вот уже спустя несколько дней на улицах не осталось никаких недовольных, выступающих в поддержку свободного парламента и Джона Ламберта. А после большого и бесплатного праздника в честь роспуска Комитета безопасности Ламберта стало возможным выпестовать и некоторый энтузиазм по поводу нового Государственного совета Монка, который он сам и возглавил.
К тому времени, когда Джон Ламберт со своей измученной армией вернулся домой, все было кончено. Он получил приказ отправиться в свое поместье в Уимблдоне и не приближаться к парламенту.
Он написал Джону Традесканту из Уимблдона. Записка прибыла, когда семья и гости сидели за обедом.
Пожалуйста, пришлите мне в этом году ваших лучших тюльпанов в горшках на сумму 300 фунтов.
— Что он пишет? — спросила Эстер у Джона, заглядывая ему через плечо, чтобы прочитать записку.
— Он пишет, что хочет купить у меня самые лучшие тюльпаны, — сказал Джон. — А вот имеет в виду что-то совсем другое.
— Он имеет в виду, что ему придется ограничиться занятиями садоводством и живописью, — жизнерадостно заметил Элиас Эшмол и взял с блюда еще кусочек запеченного окорока. — Он имеет в виду, что чаша весов склонилась в пользу Джорджа Монка, и теперь Монк будет решать, кто правит страной. И если я правильно прочитал предсказания планет, он призовет в страну короля или, по меньшей мере, назначит нового лорда-протектора.
Эстер посмотрела на Эшмола с неприязнью.
— Ну что ж, тогда нам остается уповать только на волю Божью, — резко сказала она. — Раз уж он из всех женщин в Англии ухитрился выбрать себе в жены сквернословящую прачку, то кого он выберет в короли?
Элиас Эшмол ни в коей мере не почувствовал себя подавленным.
— Я все-таки полагаю, он сумеет выбрать правильного наследника, — сказал он. — А уж тогда мы увидим, какие произойдут перемены.