— Но я ведь только садовник, — сказал он. — Сомневаюсь, что буду полезен вашему величеству чем-либо иным, кроме содержания ваших дворцов в красоте. И когда королева вернется, я бы хотел, чтобы ее приветствовал прелестный сад.
Король смягчился при этих словах, но он был человеком, постоянно нуждающимся в эмоциональной поддержке. Потеря королевы заставила его льнуть к любому, а присутствие Джона было утешающим напоминанием о днях садов и маскарадов, поездок по стране и верноподданнических речах.
— Т…ты останешься со мной, — сказал он. — Когда вокруг меня соберется больше народа, я отошлю тебя в сад. Ну а пока что напиши жене и присоединяйся ко мне. Я остался без жены — не х…хочешь же ты быть счастливее своего короля?
Выхода не было.
— Конечно, нет, ваше величество.
Прежде чем они покинули Дувр, он написал письмо Эстер.
Дорогая Эстер!
Его величество повелел мне оставаться при нем, пока он не обоснуется на новом месте, где бы это ни было. В настоящее время мы направляемся на север, и я вернусь домой, как только получу на это разрешение. Или напишу тебе, если разрешения не будет. Пожалуйста, присматривай за детьми и нашими экспонатами. И береги себя. Если сочтешь нужным, спрячь редкости в известном тебе месте и уезжай с детьми в Отлендс. Времена сейчас тяжелые, и я не могу давать тебе советы на расстоянии. Хотел бы я быть сейчас с тобой. Если бы я был свободен от долга перед королем, я и был бы с тобой.
Он не осмелился написать больше, так как боялся, что кто-то может украсть письмо и прочитать его. Но он надеялся, что она прочитает между строк и поймет его нежелание путешествовать с королем и принцами, и его глубокую обеспокоенность тем, что никто из них, а меньше всех сам король, не представлял себе, куда и зачем им следует ехать и что делать дальше.
Они отправились на север, все еще не приняв никакого решения.
Удовольствие от поездки незамедлительно развлекло короля. Он обожал скакать верхом, ему нравилось освобождение от формальностей жизни при дворе. Он рассказывал о тех временах, когда они с герцогом Бекингемским проехали всю Европу — от Англии до Испании. И кроме них, не было больше никого — ни придворных, ни слуг. Он говорил об их нынешнем путешествии так, как будто это было такое же веселое приключение, и оба юных принца подхватили его настроение. Впервые в жизни принцу Иакову и принцу Карлу разрешили ехать рядом с отцом, как товарищам, и деревенские люди выстраивались по обочинам дорог, когда они въезжали в торговые города, и выкрикивали благословения красавцу королю с непокрытой головой и двум очаровательным мальчикам.
Придворные, возвращавшиеся из загородных поместий и Уайтхолла, присоединялись к свите, и мало-помалу все путешествие превратилось в приключение. Кортеж ехал по весенней сельской местности, останавливаясь каждую ночь в охотничьем домике или в великолепном дворце Тюдоров. [9]
Вокруг короля образовался двор, и многие верные ему дворяне, чтобы поддержать короля, глубоко запустили руку в собственные карманы. Они не скупились на организацию охот, танцев и музыки повсюду, куда приезжал король. Но даже при этих условиях король делал долги, которые оставались неоплаченными.
Многие дворяне сидели дома, хотя их призывали, и не однажды. Многие не присылали денег. Когда король, уставший от провинциальных менестрелей, послал за придворными музыкантами, они ответили вежливым письмом, в котором написали, что приедут, если смогут, но поскольку им уже много месяцев не платили жалованье, то они не могут себе позволить выполнить повеление его величества без оплаты авансом. Впервые в жизни королю пришлось обходиться без собственных музыкантов. Денег не было ни на аванс, ни на оплату давнишних долгов.
Джон помалкивал, не напоминая королю о том, что его жалованье тоже не выплачивалось с конца прошлого лета, когда его назначили садовником в Отлендсе на место отца, а также поручили заботиться о садах Уимблдона.
В конце концов, он следовал за королем вовсе не из-за денег. Ни любовь, ни верноподданнические чувства также не были причиной тому. Он не был ни корыстолюбивым наемником, ни тщеславным придворным. Он следовал за ним потому, что король отказывался отпустить его, а Джон еще не был готов отстаивать свою свободу. Лояльность по отношению к королю была скорее в память об отце, чья лояльность действительно никогда не подвергалась сомнению. «Чти отца своего» — одна из десяти заповедей. Джон попал в капкан привычек и собственных убеждений.
Он не прекращал попыток освободиться. Он говорил с королем во дворе конюшни прехорошенького охотничьего домика, который они реквизировали на неделю. Карл собирался на охоту на одолженной лошади и был в прекрасном расположении духа. Джон проверил, хорошо ли затянута подпруга под крылом седла, и посмотрел на короля.
— Ваше величество, а теперь вы разрешите мне уехать домой?
— Можешь доехать с нами до Теобальдса, — небрежно сказал король. — Там ведь один из садов твоего отца?
— Его первый королевский сад, — сказал Джон. — Я не знал, что двор снова собирается в путь. Мы возвращаемся в Лондон?
Король улыбнулся.
— Кто знает, — таинственно сказал он. — Игра еще даже не началась, Джон. Кто знает, какие ходы еще п…предстоит сделать.
— Для меня это не игрушки, — неосторожно взорвался Джон. — Как и для всех прочих мужчин и женщин, которые втянуты во все это.
Король обратил на него холодный взгляд.
— Значит, придется тебе быть плохим игроком, — сказал он. — Мрачной пешкой. Потому что, если я готов смело рискнуть своим будущим, то я ожидаю от моих подданных, что они поставят на карту все ради меня.
Джон закусил губу.
— Особенно те, кто б…был рожден и вырос на нашей службе, — со значением добавил король.
Джон поклонился.
Остановка в Теобальдсе привела их ближе к Лондону, но не к согласию.
Почти каждый день между Теобальдсом и парламентом в Вестминстере сновали посыльные, но прогресса в переговорах не было. Король был убежден, что страна единодушно поддерживает его.
Во время путешествия на север от Дувра, во время каждой остановки к нему приносили и приводили инвалидов, и одно прикосновение королевской руки излечивало их. Каждое верноподданническое высказывание в придорожной таверне или там, где они останавливались, убеждало его, что страна за него целиком и полностью. И ни у кого не хватало смелости сказать ему, что те, кто был с ним не согласен, вряд ли ожидали, пока король проедет мимо. И никто не напомнил королю, что в каждом крупном городе он получал петиции от простолюдинов и дворянства с просьбой признать права парламента, пересмотреть состав своих советников, помириться с шотландцами и парламентом.
Из Лондона доходили слухи, что отряды лорд-мэра по воскресеньям занимались военной подготовкой и готовы были драться не на жизнь, а насмерть за свободу парламента и города Лондона.