Book.

— Январь или февраль. Три года назад.

Женщина вздыхает и встает из кресла.

— В компьютере только данные за последний год.

Она исчезает из вида, потом возвращается с боль­шой книгой в кожаном переплете и с глухим стуком кладет ее на стол. Она пролистывает несколько стра­ниц, потом открывает окошко в стекле и сует книгу мне.

— Январь и февраль, — коротко произносит она. — Все систематизировано по датам — если она поступала сюда, она тут зарегистрирована.

Книга огромна. Ее страницы испещрены тонким не­разборчивым почерком, датами поступления, именами заключенных и их номерами. Январь с февралем зани­мают несколько страниц, и мне не по себе, потому что я чувствую, что женщина нетерпеливо наблюдает за мной, пока я медленно веду пальцем по колонке имен.

У меня ноет под ложечкой. Ее здесь нет. Конечно, я могла ошибиться с датой — или ошибиться вообще. Возможно, Касси никогда не попадала в Крипту.

Я вспоминаю смех Фреда и его слова: «Не думаю, что у нее часто бывают гости».

— Ну как? — спрашивает женщина без особого ин­тереса.

— Одну секунду.

По спине у меня текут струйки пота. Я просматри­ваю апрель и иду дальше.

Потом я натыкаюсь на имя «Меланея О.» и оста­навливаюсь.

Меланея. Это второе имя Кассандры. Я подслуша­ла его тогда же, на инаугурации Фреда, и видела его в письме, которое украла из кабинета Фреда.

— Вот, — говорю я. Действительно, Фред не стал бы помещать ее сюда под настоящим именем. Весь смысл был в том, чтобы заставить ее исчезнуть.

Я проталкиваю книгу обратно в окошко. Взгляд женщины скользит с имени на присвоенный Касси но­мер: 2225. Она, беззвучно проговаривая, забивает его в компьютер.

— Отделение Б, — говорит она. — Новое крыло.

Женщина набирает на клавиатуре еще несколько ко­манд, и стоящий позади нее принтер внезапно оживает и выплевывает небольшой стикер: «ПОСЕТИТЕЛЬ ОТ­ДЕЛЕНИЕ Б». Женщина передает его мне вместе с дру­гой, более тонкой книгой, тоже в кожаном переплете.

— Запишите сюда ваше имя и дату посещения и от­метьте имя человека, к которому вы идете. Стикер прикрепите на груди, он должен постоянно быть на виду. И вам придется подождать сопровождения. Про­ходите через охрану, я пришлю кого-нибудь за вами.

Все это она проговаривает быстро и монотонно. Я выуживаю ручку из своей сумки и пишу в соответ­ствующей графе «Элеанор Леттерли», молясь, чтобы у меня не потребовали удостоверение личности. Список посетителей краток. За последнюю неделю их здесь было всего трое.

У меня начинают дрожать руки. Когда охранники говорят, что я должна снять жакет и положить его на транспортер, я с трудом справляюсь с этим. Моя сумка и туфли также попадают на подносы для досмотра, и мне тоже приходится стоять, раскинув руки и раз­двинув ноги, как медсестра, и один из мужчин больно хлопает меня щупом между ног и по груди.

— Чисто, — говорит он и отступает, давая мне прой­ти.

За постом охраны небольшая зона ожидания с деше­выми пластмассовыми стульями и столом. За ней я вижу расходящиеся коридоры и указатели, сообщаю­щие, как добраться до различных отделений и частей комплекса. В углу стоит телевизор с приглушенным звуком: идет передача о политике. Я быстро отвожу гла­за — на всякий случай. А вдруг на экране появится Фред.

По коридору ко мне приближается медсестра с черными волосами, собранными в пучок, и лоснящим­ся лицом. На ней голубые больничные шлепанцы и цветастая одежда медперсонала. На бейдже написа­но имя: «Джен».

— Это вы в отделение Б? — тяжело дыша, спраши­вает она меня. Я киваю. У нее ванильные духи, тош­нотворно сладкие и чересчур сильно пахнущие, но они все равно не могут полностью скрыть другие здешние запахи — хлорку и запах тел. — Сюда.

Медсестра идет впереди меня к тяжелым двуствор­чатым дверям и открывает их толчком бедра.

За дверью атмосфера изменяется. Коридор, в кото­рый мы вошли, ослепительно бел. Должно быть, это новое крыло. Полы, стены и даже потолки обшиты одинаковыми панелями — чистенькими, без единого пятнышка. Даже запахи здесь другие, чище и новее. Тут очень тихо, но, когда мы идем по коридору, я время от времени слышу приглушенные голоса, попискива­ние механического оборудования, шлепающие шаги другой медсестры в соседнем коридоре.

— Уже бывали здесь? — пыхтя, спрашивает Джен. Я качаю головой, и она бросает на меня косой взгляд. — Думаю, нет. Тут нечасто бывают посетители. В этом вся суть, я бы сказала.

— Я совсем недавно узнала про свою тетю...

Джен перебивает меня:

— Надо вам было оставить сумку у охраны. — Пых­тение. — Даже пилка для ногтей может навредить. И надо будет вам дать какие-нибудь шлепанцы. В от­деление со шнурками нельзя. В прошлом году один тип заполучил шнурки и удавился на трубе, просто молниеносно. Когда мы его нашли, он уже был труп трупом. А вы к кому?

Она выпаливает это так быстро, что я едва успеваю следить за нитью беседы. В сознании возникает карти­на: человек свисает с потолка, горло перехвачено шнурками. В моем воображении тело покачивается и вращается, разворачиваясь ко мне. Как ни странно, но мне представляется, что у него лицо Фреда, огром­ное, распухшее, красное.

— Я повидаться с Меланией. — Я слежу за лицом медсестры. Это имя явно ничего не говорит ей, и я до­бавляю: — Номер 2225.

Очевидно, в Крипте всех знают только по номерам, потому что медсестра явно понимает, о ком речь.

— Она вам не доставит никаких проблем, — произ­носит она тоном заговорщика, словно сообщает вели­кую тайну. — Она тихая, как мышь. Ну, не всегда. Я помню ее первые несколько месяцев, так она крича­ла и кричала: «Мое место не здесь! Я не сумасшед­шая!» — Медсестра смеется. — Конечно, все они так говорят. А потом начнешь слушать — а они тебе втира­ют про зеленых человечков и пауков.

— Так, значит, она сумасшедшая? — спрашиваю я.

— Ну, а с чего бы иначе она тут оказалась? — отве­чает вопросом на вопрос Джен. Она явно не ждет от­вета. Мы подходим к очередным двустворчатым две­рям. На них висит табличка: «Отделение Б: психозы, неврозы, истерия».

— Пошли, подберем вам шлепанцы, — весело под­водит итог медсестра и указывает направление.

За дверью скамья и небольшой деревянный шкаф с полками. На полках стоит несколько пар больничных шлепанцев с пластиковым покрытием. Мебель явно старая и смотрится странно посреди всей этой сверка­ющей белизны.

Оставляйте сумку и обувь здесь. Не волнуйтесь, их никто не возьмет. Преступники в других отделени­ях. — Джен снова смеется.

Я сажусь на скамейку и вожусь со шнурками. И чего я не надела боты или туфли? Мои пальцы дви­жутся неуклюже.

— Так она кричала? — напоминаю я медсестре. — Ну, когда только поступила сюда.

Джен закатывает глаза.