– Я охотно верю, что Оболовичи временами бывали несколько своевольными, – допустил Энтони. – Это у них в крови. Но Европа от Балкан и не ждет ничего хорошего. Не знаю почему, но это так!
– Вы не понимаете, – упорствовал барон. – Вы ничего не понимаете, а мои уста запечатаны. – Он вздохнул.
– Чего же вы так боитесь? – удивился Энтони.
– Пока я мемуары не прочел, не знаю! – просто ответил барон. – В них, безусловно, есть что-то. Всегда несдержанны эти великие дипломаты бывают. Тележка с яблоками опрокинута будет, как говорит пословица.
– Послушайте, – мягко обратился к нему Энтони, – я уверен, вы слишком пессимистично настроены. Я все знаю об издателях. Они высиживают рукописи, как яйца! Пройдет не менее года, прежде чем мемуары будут опубликованы!
– Вы или обманщик, или молодой человек очень простодушный. Все устроено так, чтобы уже в воскресных газетах были опубликованы отрывки!
Ошеломленный Энтони ахнул.
– Но вы всегда можете все отрицать, – с надеждой предположил он.
Барон печально покачал головой:
– Нет-нет, ерунду говорите вы. К делу перейдем. Получить тысячу фунтов должны вы, не так ли? Вот видите, я имею о вас сведения достаточные.
– Что ж, поздравляю службу разведки лоялистов.
– Более полутора тысяч тогда я предлагаю вам.
Энтони удивленно посмотрел на него, затем печально покачал головой.
– Боюсь, это невозможно, – с сожалением возразил он.
– Хорошо. Две тысячи вам предлагаю.
– Вы меня соблазняете, барон, соблазняете, согласитесь, но я все равно говорю, что это невозможно.
– Цену свою тогда назовите.
– Боюсь, вы не понимаете ситуации. Я очень хочу верить, что вы ведете честную игру и что эти мемуары могут повредить вашему делу. Однако я взялся за эту работу и должен ее выполнить. Связан словом. Так что не могу позволить себе быть подкупленным другой стороной.
Барон слушал очень внимательно. В конце речи Энтони он несколько раз кивнул:
– Понятно. Ваша честь англичанина.
– Что ж, сами мы называем это несколько иначе, – сказал Энтони. – Но позволю себе заметить, что, выражаясь по-разному, мы оба имеем в виду одно и то же.
Барон встал.
– Я очень уважаю англичанина честь, – заявил он. – Сделаем еще одну попытку. Всего доброго.
Он щелкнул каблуками, поклонился и вышел из комнаты, по-прежнему держась безупречно прямо.
– Хотел бы я знать, что он имел в виду, – задумчиво произнес Энтони. – Была ли это угроза? Нельзя сказать, чтобы я нисколько не боялся старого Лоллипопа. Кстати, хорошее имя для него. Я буду называть его бароном Лоллипопом.
Раз-другой он в нерешительности прошелся по комнате. До встречи, на которой ему надлежало передать рукопись, оставалось чуть более недели. Сегодня пятое октября. Энтони собирался вручить ее издателям в последний момент. Честно говоря, ему теперь просто не терпелось прочесть рукопись. Он намеревался сделать это на судне, но слег с лихорадкой и был не в настроении расшифровывать неразборчивый почерк: мемуары написаны от руки. Сейчас же он, как никогда, преисполнился решимости узнать, из-за чего же разгорелся сыр-бор.
Было у него и другое дело.
Повинуясь порыву, он взял телефонную книгу и отыскал фамилию Ревел. Обладателей этой фамилии оказалось шестеро: Эдвард Генри Ревел, хирург, Харли-стрит; Джеймс Ревел и компания, шорники; Леннокс Ревел из особняков Эбботбери, Хэмпстед; мисс Мэри Ревел из Илинга; достопочтенная миссис Тимоти Ревел с Понт-стрит, 487; и миссис Уиллис Ревел с Кадоган-сквер, 42. Он исключил шорников и мисс Мэри Ревел, и у него осталось четыре имени. Да и с чего он решил, что леди живет в Лондоне? Коротко покачав головой, он захлопнул книгу.
– Придется предоставить все на волю случая, – решил он. – Потом что-нибудь прояснится.
Вероятно, таким, как Энтони Кейд, везет отчасти потому, что они верят в свою удачу. Энтони нашел, что искал, примерно полчаса спустя, когда перелистывал иллюстрированный журнал. Это была выставка картин, организованная герцогиней Перт. Под центральным изображением – яркая женщина в восточном костюме – он прочел подпись:
«Достопочтенная миссис Тимоти Ревел в роли Клеопатры. До замужества миссис Ревел была достопочтенной Вирджинией Которн, дочерью лорда Эджбастона».
Энтони некоторое время смотрел на портрет, медленно покусывая губы, словно сдерживая свист. Потом он вырвал целую страницу, сложил ее и положил себе в карман. Снова поднявшись к себе, он открыл чемодан, вынул оттуда связку писем и засунул сложенную страницу под тесемку, которой пачка была перевязана.
Внезапно услышав у себя за спиной какой-то звук, он резко обернулся. В дверях стоял мужчина, из тех, которые, как представлял Энтони, существуют только в комических операх. Зловещая фигура с лохматой головой и толстыми губами, скривившимися в недоброй улыбке.
– Какого черта вы тут делаете? – спросил Энтони. – И кто вас впустил?
– Я прохожу туда, куда хочу, – ответил незнакомец гортанным голосом с иностранным акцентом, хотя его английский звучал отлично.
«Еще один иностранец», – подумал Энтони.
– Убирайтесь отсюда, слышите?
Незнакомец уставился на связку писем, которую Энтони тотчас же схватил.
– Я уйду, когда вы отдадите мне то, за чем я пришел.
– И за чем же вы пришли, позвольте спросить?
Незнакомец сделал шаг вперед.
– За мемуарами графа Стилптича, – прошептал он.
– Я просто не могу принимать ваши слова всерьез, – сказал Энтони. – Вы похожи на негодяя из какой-то пьесы. Мне очень нравится ваш костюм. Кто вас сюда прислал? Барон Лоллипоп?
– Барон?.. – Далее последовал ряд резко выговариваемых согласных.
– Значит, вы так это произносите, да? Что-то среднее между бульканьем и собачьим лаем. Не думаю, что смогу сам это воспроизвести, так уж устроено мое горло. Мне придется по-прежнему называть его Лоллипопом. Так это он вас прислал?
Опереточный злодей решительно возразил и в подтверждение своих слов несколько раз яростно плюнул. Затем он вынул из кармана листок бумаги и швырнул его на стол.