Нужно было подумать о государственной службе, причем такой, чтобы и платили прилично, и в случае чего престарелому отцу полагалась бы пристойная пенсия в связи с потерей кормильца. Однако какая же может быть государственная служба без образования? Разве что курьером или вахтером. Правда, есть такая организация под названием «милиция»…
Всех сотрудников милиции, обслуживавших Рижский рынок, Володя знал в лицо и по именам, ибо самолично отстегивал им заранее оговоренные суммы.
– Валяй, – бодро ответил ему знакомый сержант, – у нас кадровый некомплект, возьмут тебя с удовольствием, тем более ты армию отслужил и прописка у тебя областная. Со здоровьем-то как? Военно-врачебную комиссию пройдешь?
– Для армии сгодился, – усмехнулся Володя. – У меня другая проблема: у отца две судимости.
– Ни фига себе! – присвистнул сержант. – Какие?
– Экономические. Но это давно было, он уже десять лет как по второй судимости освободился, работает в колхозе.
– У-у-у, тогда нормально. Сейчас всех берут, работать некому. На крайняк занесешь кадровику, который материалы спецпроверки готовит, – и порядок.
– Много заносить-то?
– Ну, это на кого попадешь. Некоторым хорошей бутылки хватает, а некоторым бабло в конвертике надо нести. Да не маленький, сам разберешься. Так что давай дуй в свою местную ментуру, просись в доблестные органы. У нас такой бардак, Вовка, что с любой биографией есть шанс проскочить.
Сержант оказался прав, две отцовские судимости Володе Юрцевичу не помешали, хотя он на всякий случай отнес кому надо бутылку дорогого коньяку и «посоветовался». Его направили в патрульно-постовую службу, через год Володя сдал вступительные экзамены и был зачислен на заочное отделение одного из милицейских вузов. К 1998 году он имел диплом о высшем юридическом образовании, некоторый опыт работы в уголовном розыске, куда его взяли, когда он был на третьем курсе, и обширные знакомства в московском правоохранительном сообществе. Он обладал удивительной способностью устанавливать контакты и строить отношения, его любили и почти никогда в просьбах не отказывали. Служба шла успешно, Юрцевич получал очередные звания и повышения в должности и зарплате.
Вот только с личной жизнью были проблемы. Он не мог оставить отца, а ни одна женщина не соглашалась жить вместе с тихопомешанным свекром. У Володи несколько раз случались романы, в том числе и серьезные, но жениться так и не удалось. Особенно болезненно переживал он разрыв с девушкой, которую действительно очень любил, но которая наотрез отказалась выходить за него замуж: больших денег у жениха нет, а больной отец есть. Но отправляться в поход за большими деньгами Володя опасался, уж ему-то было достоверно известно, сколько опасностей таят в себе эти походы, и рисковать, пока отец жив, он права не имеет. Главное – семья, ради нее можно и нужно идти на любые жертвы, так мама учила. Правда, после расставания с той девушкой Володя всерьез задумался о том, о какой, собственно, семье идет речь: о той, в которой существуют они с отцом, или о той, которую можно создать с любимой женщиной. И чем можно и нужно жертвовать – сыновней любовью или мужской? Ответа на вопрос он для себя не нашел и продолжал жить как и прежде, ежедневно ездил в Москву на службу, тратя на дорогу в оба конца больше пяти часов (на машине получалось быстрее, чем на автобусе и электричке), заботился об отце, который с 1994 года вышел на пенсию и сидел дома, рисовал и писал письма на тот свет. Ну и попивал, разумеется.
Володя давно смирился с тем, что сам по себе он отцу неинтересен, и, памятуя уроки толстухи Мордасовой, делал все возможное, чтобы контакт с отцом все-таки имел место. Он добросовестно собирал сведения о жизни братьев Филановских и регулярно докладывал отцу, приносил фотографии, которые делал сам, и газеты, если в каких-нибудь публикациях мелькало имя владельца издательства «Новое знание» Александра Филановского. О «своих мальчиках» отец разговаривал с удовольствием, выспрашивал у сына подробности и заставлял по многу раз пересказывать одно и то же. Володя сперва внутренне морщился, потом привык: в конце концов, какая разница, о чем они разговаривают, главное – они больше не молчат, и не стоит в их доме гнетущая тишина, и появилась хотя бы иллюзия нормальных семейных отношений. Отец больше не прятал рисунки, показывал их Володе, и тетради с письмами тоже не прятал, хотя написанного прочесть не предлагал, просто перестал скрывать свои занятия, и Володя чувствовал, что отец ему благодарен за это. Эта благодарность была единственным теплым чувством, которое он принял от Сергея Дмитриевича за без малого двадцать лет.
В 2000 году отец умер от сердечного приступа. За подзахоронение в могилу матери администрация кладбища запросила такие деньги, что у Володи в глазах потемнело. Он похоронил Сергея Дмитриевича на местном погосте и молча подивился тому, сколько народу пришло и на похороны, и на девять дней, и на сороковины. Володя был уверен, что бывшего скотника, в последние годы почти не выходившего из дома, здесь не только не помнят, но многие и не знают вовсе. И не ошибся.
– Это, Володенька, не с отцом твоим проститься пришли, ты уж прости меня, грешницу, – объяснила ему соседка, помогавшая устраивать помины, – это люди пришли тебя поддержать. Сергея Дмитриевича, земля ему пухом, мало знали, он ведь ни с кем особо не общался, пил и то в одиночку, а тебя у нас любят и жалеют, хороший ты человек, добрый, отца не бросил, до последнего чуть не с ложки кормил. Думаешь, люди ничего не видят и не понимают? Все они видят, и все знают, и все понимают. Дай тебе бог счастья. Грех так говорить, но освободил тебя Сергей Дмитриевич. Теперь женишься, девушку хорошую найдешь, семью заведешь, детишек. Продавай дом и переезжай в Москву, за твой участок хорошие деньги дадут.
Это было правдой. Колхоза давно уже не существовало, но хозяйство было крепким и обширным, и на его месте возникла крупная агрофирма, которая скупала землю под строительство и развитие собственной инфраструктуры. Дом Юрцевичей стоял на самой окраине, до него интерес новых владельцев пока не дошел, и никаких коммерческих предложений еще не поступало, но долго ждать не придется, агрофирме нужны хорошие подъездные пути, и проходить они будут в аккурат по участку. Дом-то слова доброго не стоит, а вот земля под ним имеет большую цену, и хотя земля у Юрцевичей не в собственности, а всего лишь в пользовании, выселить их за три копейки не удастся. Если только бандитов пришлют…
Володя не стал дожидаться прихода братков, сам проявил инициативу, зашел к местным властям, заручился их поддержкой и отправился к руководству фирмы. То ли люди там нормальные оказались, то ли с властями у них были какие-то свои особые отношения, то ли и вправду умел Владимир Юрцевич так с людьми разговаривать, что даже самые спорные вопросы решались так, как ему хотелось, но в результате деньги он получил более чем приличные.
«Все, – думал он, складывая пожитки в новенькие, специально купленные чемоданы, – теперь я могу делать то, что считаю нужным. Вы мне за все заплатите, братья Филановские. Пока папа был жив, я вас не трогал, потому что он вас любил, но теперь у меня руки развязаны».