Габриель умел четко формулировать свои мысли. Однако то, что он испытывал сейчас, шло не от головы, а из сердца. Эти ощущения трудно переводились в слова. Как высказать словами тихую радость от того, что Джулия сейчас дремлет у него на плече? Конечно, романисты находили слова, и даже очень красивые. Но книжные чувства очень сильно отличались от реальных, и в этом он убеждался едва ли не каждый день. Реальные чувства не любили словесного выражения.
«Наверное, это и есть счастье, — думал он. — Почти такое же, как было у Ричарда с Грейс».
Эта мысль заинтриговала Габриеля. «Да ты любишь ее».
Габриель оторвался от книги. Ему показалось, что фраза прозвучала не у него в мозгу, а в окружающем пространстве, будто ее произнесли вслух. Он оглядел салон. Пассажиры дремали, читали, переговаривались. Никто не обращал внимания на беспокойного профессора и красивую девушку, прикорнувшую у него на плече.
«Слишком рано. Такое просто невозможно. Я еще не могу ее любить», — мысленно ответил Габриель неведомому голосу и заставил себя вернуться к чтению. Но прежнего спокойствия как не бывало.
В Филадельфии Габриеля уже ждал арендованный «гранд чероки».
— В какой отель мы едем? — спросила Джулия, поглядывая на уличные огни.
— В «Фор сизонс». Знаешь такой?
— Знаю, где он находится, но никогда там не останавливалась.
— Приятное место. Думаю, тебе понравится.
Желая сделать ей сюрприз, Габриель умолчал, что забронировал не просто номер, а шикарный номер с потрясающим видом на площадь Логан-серкл. Не стал он пока говорить и о том, что в номере их ждет роскошная, вся в мраморе, ванная комната с великолепной ванной. Именно ванну Джулия заметила раньше, чем потрясающий вид из окон. Не ускользнула от ее внимания и корзина с фруктами — подарок администрации отеля именитым гостям.
— Габриель, как здорово, — по-детски хлопая глазами, прошептала Джулия. — Я такие ванны только в фильмах видела. Я уже хочу туда забраться. И чтобы было много душистой пены.
— Так в чем же дело? Наслаждайся купанием в пенистой ванне. Твой спутник — человек вполне приличный и ломиться к тебе не станет. Только если тебе понадобится потереть спинку. Но в таком случае тебе придется завязать мне глаза.
— Я возьму самый элегантный твой галстук, — засмеялась Джулия.
Габриель тоже засмеялся, но вдруг почувствовал, что с трудом выдерживает ее кокетство. Он сосчитал до двадцати, гася волну желания. Однако пытки продолжались. Джулия как ни в чем не бывало вытащила из чемодана фиолетовый халат и шлепанцы на каблучках. Габриель понял, что ему не высидеть в гостиной, дожидаясь, пока Джулия вдоволь наплещется. Он почему-то чувствовал себя царем Давидом, но в отличие от древнего царя ему пока не суждено было вкусить радостей ложа. Сообщив, что сходит за газетой, он ретировался из номера.
Центральный бар, как водится в подобных местах, был полон сексуально голодных женщин. На Габриеля сразу же обратили внимание. Он заметил это, а потому, взяв бокал вина и сэндвич, быстро покинул бар и устроился в холле, найдя укромный уголок и кресло. Он листал пухлый выпуск «Филадельфия инквайер», потягивал вино, стараясь не замечать снующих вокруг него женщин и не думать о своей Вирсавии, [34] купающейся сейчас в пенистой ванне.
Когда он вернулся, в спальне их номера пахло ванилью. Джулия, как котенок, свернулась клубочком на просторной кровати. Она уснула, не успев забраться под зеленое одеяло и не сняв шлепанцев.
Габриель смотрел на нее, пытаясь унять колотящееся сердце и разобраться в лавине чувств, нахлынувших на него. Чем больше он думал об их отношениях с Джулией, тем отчетливее понимал: университетские правила и запреты не единственная причина, мешающая им. Каждого из них сдерживали тайны прошлого.
Он решил, что не вступит в интимные отношения с Джулией, пока не расскажет ей о себе все. Еще лучше, если она сделает то же самое. Но такое случится не раньше, чем Джулианна полностью доверится ему. Только тогда она наконец сможет рассказать о ее трагическом романе с Саймоном. Рейчел права: одно опрометчивое слово, одна непродуманная шутка — и Джулия может захлопнуться. Терпение. Он обязан быть терпеливым, если хочет узнать о ней все. Они оба должны узнать все друг о друге.
И от университетского регламента им пока тоже не уйти. Нужно соблюдать букву этой чертовой Декларации, хотя ее дух они уже нарушили. Габриель мечтал перевести их ласки на новый уровень, где он смог бы получать сексуальное наслаждение, не покушаясь на ее невинность… Угрозы Саймона положили конец его фантазиям.
А ведь Джулия была почти готова. Их обоих тянуло друг к другу. Если бы не звонок этого подонка, она согласилась бы на более интимные ласки. Габриель чувствовал, как ей хочется доставить ему наслаждение… Теперь все отодвигалось на неопределенный срок. Габриель почти наверняка знал, на чем ее сломал Саймон. Возможно, у этого сенаторского ублюдка и нет никакого видео. Но после его угроз Габриель просто не решался даже намекать Джулии о чем-то подобном. Нет, она должна постоянно убеждаться в его нежном и уважительном отношении. Он не самец, которого заботят только собственные удовольствия. Возможно, оральные ласки еще очень долго будут оставаться для нее чем-то ненавистным. Уж лучше превозмочь себя и дождаться полноценной интимной близости с нею.
Вот только когда это будет? Габриель не представлял, когда у него хватит решимости рассказать ей о темных пятнах своего прошлого. По вырывавшимся у Джулии фразам он догадывался, что в детстве она часто становилась невольной свидетельницей сексуальных развлечений матери с «одноразовыми» мужчинами. Возможно, в ее психике подспудно засело убеждение: в сексе женщин всегда используют; женщина — всего лишь мужская игрушка, объект, машина для удовлетворения мужской похоти. А после этого негодяя Саймона ее убеждение стало еще крепче.
Джулия заслуживала внимательного, нежного и любящего мужчину. И главное, — терпеливого. Она должна поверить, что ему важен их союз, который держится не только на сексе. Она заслуживала мужского восхищения и даже поклонения, особенно в первый раз, когда будет расставаться с невинностью. Горе Габриелю, если он не сумеет вознести ее на любовный пьедестал.
Он глубоко вздохнул. Часы показывали почти два часа ночи. И ему, и ей нужно было выспаться перед дорогой. Габриель осторожно снял с ее ног шлепанцы и попытался уложить под одеяло. И тут весьма некстати ее халат распахнулся, обнажив шею, ключицу и одну грудь. Розовый сосок на кремово-белой коже… совсем как нераскрывшийся бутон.
Габриель едва удержался, чтобы осторожно не зажать ее сосок между пальцами или не приложиться к нему губами. Он жалел, что сейчас нельзя сделать снимок. Он восхищался одетой Джулией, но Джулия раздетая была подобна боттичеллевской Венере.
Он подошел к окну, полюбовался на панораму ночной Логан-серкл, затем достал из корзины яблоко и съел, запивая минеральной водой. Почувствовав, что волна страсти утихла, Габриель переоделся и лег.