Он прибыл к ней в Фалез с письмом от Генриха. Ему было неизвестно, что в послании, и при первой встрече с матерью держался так, как и надлежало обычному гонцу: опустился на колено, протянул футляр с письмом, а затем отошел в сторону, ожидая ее приказа. Но при этом он не мог оторвать от нее взора. Артур понял, отчего настоятельница Бенедикта говорила, что он не сможет представиться матери, пока не станет рыцарем. Ибо женщина, на которую он смотрел, просто излучала величие. Да, она была невысокой и коренастой, уже далеко не молодой, но он не встречал никого, кто бы умел с таким достоинством носить одежду и драгоценности. Ибо императрица Матильда и в домашней обстановке не отказывалась от регалий власти. Длинная мантия, сверкающий венец, роскошные перстни на руках. У нее было несколько замкнутое и хмурое лицо, но все же невозможно было не отметить, как они похожи с Генрихом: волевой подбородок, небольшой твердый рот, серые, широко посаженные глаза. На голове у императрицы было темное шелковое покрывало, но, увидев ее каштановые брови, Артур был готов поклясться, что и волосы у нее такие же каштаново-рыжие. Как и у старшего сына. Вернее… ее второго сына. Ибо ее старшим сыном был именно он, Артур. Но в тот момент он не смел даже подумать об этом, не то чтобы сказать.
Послание Генриха было длинным, императрица долго читала его, разворачивая край свитка и скручивая другой. Когда она дошла до самого конца, руки ее неожиданно стали сильно дрожать, свиток так зашуршал, что, казалось, вот-вот порвется. И тогда она впервые подняла глаза на посланца. Это был долгий изучающий взгляд, и сердце Артура громко забилось, он шагнул вперед. Показалось, что вот сейчас она скажет… Узнает…
Она только поблагодарила его легким кивком — будто слугу. И Артур понял, что, если эта женщина и узнала, кто он, она никогда не проявит к нему интереса более, чем это надлежит императрице, свято помнящей, что она внучка великого Вильгельма Завоевателя. И кто теперь для нее Артур? Просто досадная ошибка молодости?
Все же Матильда приказала ему остаться при ее дворе в Фалезе. Артура удобно расположили, ему были предоставлены слуги, и он мог пользоваться всеми благами человека из окружения правительницы. И все же… он скучал. Первое время Артур в какой-то безумной надежде верил, что Матильда как-то выделит его, захочет переговорить. Ничего подобного. У нее были свои заботы, ее окружали высшие иерархи Церкви и знатные сановники, она принимала просителей и диктовала послания, но ни разу не обратилась к гонцу от сына. А ведь Артуру надо было спешить, он все время думал о Милдрэд и ужасался тому, что не имеет возможности встретиться с ней. Он боялся этой встречи, но и желал ее. А тут… он просто томился от безделья.
Бесспорно, Артур мог упражняться с оружием, охотиться и присутствовать на пышных трапезах и молебнах императрицы. Ему позволили посещать книгохранилище, где он зачитывался творением Гальфрида Монмутского о короле Артуре и маге Мерлине. Однажды он даже видел своего младшего брата Гийома, правда, мельком. Юный принц прибыл к императрице, и они сразу уединились в ее личных покоях. Потом Гийом уехал, а при дворе заговорили, что он хотел примкнуть ко второму Плантагенету — Жоффруа, который был неудовлетворен своим номинальным титулом сеньора Анжу и подумывал захватить Нантское графство в Бретани. Но Матильда строго приказала младшему сыну не встревать в дела Жоффруа и посоветовала вернуться в Дьепп. Уступчивый Гийом подчинился. Что касается Артура, то он не был столь покладистым. И когда бесцельное пребывание в Фалезе стало невыносимым, он решил попросту уехать.
Его вернули с полдороги. Артур опешил и… пришел в ярость. Вот тогда-то он просто ворвался в покои Матильды, бесцеремонно растолкав обступивших ее вельмож. Его тут же схватили, но Матильда взмахом руки велела его отпустить.
— Вы желаете переговорить со мной? — спокойно произнесла она.
— Нет. Я желаю уехать и хочу поставить вас в известность об этом.
— Уедете, когда мне это будет угодно!
— Вы думаете, я ваш подданный?
Артур сам не понимал, откуда у него такая ярость. Он обижен пренебрежением матери? Его гнетут собственные проблемы, изводят бездействие и необходимость объедаться жареными гусями на пирах императрицы? В конце концов, он английский рыцарь, а не подхалим, один из тех, кто вьется у ее трона в надежде на милость.
Он так и сказал.
Матильда долго смотрела на него, по-прежнему удерживая в стороне возмущенных дворян, а потом улыбнулась. Артур даже оторопел — до того эта светозарная улыбка вмиг изменила суровый облик императрицы! Словно из-за брони нарочитой холодности показалась ее душа — светлая, умеющая ценить радости, умеющая ликовать… когда на то есть причины. И еще ее улыбка показалась Артуру очень знакомой. Ах да, такая же улыбка была и у Генриха Плантагенета. И у него самого… если не лжет оловянное зеркало в его комнате в Фалезе.
— Вы изрядно горячитесь, мессир Артур Фиц Гай, — впервые обратилась она к нему его полным именем. — Я не забыла о вас, но из-за массы дел не смогла уделить вам надлежащее внимание. Боюсь, что и в ближайшее время это не получится. Но один вопрос я все же вам задам. Правда ли, что у вас есть алмазный нательный крест? Будьте любезны, покажите его мне.
Артур вдруг почувствовал, что земля уплывает из-под ног. Неужели Матильда дает понять, что признает его?
Но она только взглянула на крестик и промолчала. Однако через неделю все же удосужилась переговорить со своим незаконнорожденным сыном. Нет, она ни в чем не созналась, не изменила своего высокомерного тона, просто сказала, что все это время наблюдала за Артуром Фиц Гаем и пришла к выводу, что он очень похож на своего отца Гая де Шампера. Что может поведать ей Артур про сего рыцаря?
Он рассказывал долго. Вспоминал обо всем, что произошло с тех самых пор, как его подбросили в шрусберийское аббатство, как на него обратила внимание его тетка Бенедикта и позже отдала в обучение к Черному Волку, как называли рыцаря-изгоя на англо-валлийской границе. Матильда слушала внимательно, но ее лицо оставалось бесстрастным и не изменилось, даже когда Артур поведал, как умер сэр Гай, который перед смертью признался, что он его отец.
— А о вашей матери сей рыцарь что-нибудь сказал?
— Нет, мадам. Он не успел. Но о матери мне поведал другой человек. Принц Плантагенет.
Матильда не произнесла ни слова в ответ, и они какое-то время сидели в тишине, не сводя друг с друга глаз. Артур вглядывался в мать, желая ощутить хоть толику тепла в душе, но ее лицо по-прежнему было непроницаемым. В груди Артура воцарилась пустота. Он понимал, что слишком много прошло времени, слишком большая разница между их положением, чтобы они смогли почувствовать себя родными. Но когда через день императрица приказала Артуру отвезти ее личное послание в Руан, где ныне пребывал двор ее невестки Элеоноры, она все же лично вышла его проводить.
— Мне хотелось бы вас чем-то одарить, мессир Артур де Шампер, — сказала Матильда, и молодой человек вздрогнул, сообразив, что, называя его так, она дает понять, что отныне он законный владелец земель Гая в Англии. Это был подарок, признание его знатного происхождения. Но все это обретет силу лишь в случае победы Генриха в Англии.