— Вранье, — презрительно бросил Хэл. — Они просто перебьют нас всех.
— Принесите чертежи в мастерскую! У вас пятнадцать минут.
— Я пойду, — сказал я.
Хэл схватил меня за плечо здоровой рукой.
— Они убьют тебя.
Я промолчал.
— «Сага» уже на подходе. У нас один-единственный шанс спастись. Если мы упустим его, нам конец.
Я с ужасом смотрел на него.
— Ты что, считаешь, что мы должны бросить Кейт?
— Это неправильно, — прохрипела Надира, отнимая ото рта маску и гневно сверкнув глазами на Хэла.
— Правильно, неправильно, какая разница, — бросил он. — Речь идет о том, чтобы выжить. Вся эта мораль и щепетильность — роскошь, которую мы сейчас не можем себе позволить.
Я покачал головой:
— Я не желаю этого слышать, Хэл.
Он выхватил у меня чертежи:
— Ты не отдашь их этим.
— Разумеется, отдам. Я обменяю их на её жизнь.
— Не будь ослом! Если ты пойдешь туда, то обратно уже не вернешься.
— Отдай их мне.
— Я спасаю твою жизнь, Круз!
Я кинулся на него, и от неожиданности он упал под моей тяжестью. Мы оба повалились на пол. Слейтер попытался ударить меня здоровой рукой, но он был слаб, а моё сердце колотилось как бешеное. Я вцепился в его руку, сжимавшую капсулу, и бил ею о стальную решетку, пока пальцы не разжались. Схватив чертежи, я, отдуваясь, отскочил от него. Он остался лежать на полу, совершенно выдохшийся и жалкий.
— Извини, — сказал я.
Он не ответил. Ярость моя испарилась. Колени дрожали.
Я кинул чертежи ему обратно:
— Ты прав. Это не поможет. Но я её не брошу.
— Я подлец, — выдохнул он. — Ненавижу себя за это, но порой во мне словно просыпается чудовище.
— Я собираюсь справиться со своим. Дай мне один пистолет, — бросил я.
Он устало покачал головой:
— Их слишком много, Круз.
— Дай. Мне. Один. Пистолет.
Хэл с отсутствующим видом уставился в темноту. Потом перегнулся через балку, и его стошнило одной желчью. Он выругался.
— Мы пойдем оба, — сказал он.
— У тебя рука не работает. Ты нездоров. Тебе бы подышать кислородом.
— Я в порядке.
— Оставайся с Надирой, на случай если я не вернусь. Поможешь ей перебраться на «Сагу».
— Ты бы должен быть слабым, как котенок, — с явным недоумением произнес Хэл. — Почему же это не так?
— Небо знает меня, — ответил я.
Хэл фыркнул и протянул мне пистолет пирата.
— В нем четыре патрона, — сказал он и показал, как с ним обращаться.
Я пытался внимательно слушать, но сосредоточиться не мог, — мысли продолжали свою воинственную пляску.
У меня гималайское сердце. Я сильный, а они слабые. Им нужен кислород из баллонов, мне — нет. Из-за рюкзаков они медлительные и неповоротливые. На мне мех снежного барса, и сам я превратился в барса, гибкого и могучего. Я скоро вернусь сюда. И приведу Кейт.
Крадучись я спускался по ступеням на килевой мостик и пытался собраться с мыслями.
Мы нарушили покой небес. Прогневали богов, как и Грюнель. Его двигатель «Прометей» крал у небес свет и воздух. Мифический Прометей похитил у богов огонь и был наказан, обречен на вечные муки. Может, Грюнель тоже наказан. Его несчастная душа бродит по кораблю. Он отправился в небо, мечтая построить воздушный город, но сумел создать лишь летучую могилу. И всё его золото, вся его слава не смогли ему помочь.
Но теперь чертежи у нас, и мы можем поведать всему миру его секреты. В них нет ничего плохого. Почему кого-то надо наказывать за это?
Я добрался до дверей апартаментов Грюнеля, не встретив никого из людей Рэта. Оказавшись внутри, я прислушался. Мои глаза уже настолько привыкли к темноте, что зрачки, наверное, стали огромными, как у совы. Я откинул капюшон, чтобы мех не заглушал звуки, коснулся рукой стены, чтобы сориентироваться, и под перчаткой зашуршали шелковые обои.
Я замер, и на меня волной нахлынул ужас. Повернувшись лицом к стене, я увидел, что это вовсе не стена, а нечто вроде окна. И по ту его сторону, в темноте, стоял демон из моих ночных кошмаров.
Он словно был вылеплен из глины вперемешку с клочками шкуры. Он таращился на меня, и на его лице было то же выражение ужаса, которое я запомнил во сне. Я не мог кричать, хотя какое-то придушенное хныканье всё-таки вырвалось изо рта. Я был уверен, что теперь уж точно конец всему, потому что как защититься от такого призрака?
Ни на что не надеясь, я вскинул пистолет, и существо тоже подняло руку с большущим, как булыжник, кулаком, словно защищаясь. Я споткнулся, и оно споткнулось тоже, и тогда я понял, что смотрю не в окно, а в треснувшее, выцветшее зеркало. Тот недоделанный человек был я. Я потрогал своё лицо, едва узнавая себя, и поспешил дальше.
В спальне Грюнель всё так же нес вечную вахту в своё м шезлонге. Я отыскал потайную кнопку под книжной полкой и нажал. Войдя в проход, я закрыл за собой дверь и включил фонарик. Корабль снова поднимался, хотя и совсем незначительно, но я всё же чувствовал это. Я пошел по коридору. «Гиперион» дернулся, меня бросило на одну из стен. Судя по звуку, под деревянной панелью была пустота. Я простучал стену пальцами в перчатках, увидел маленькую ручку, потянул, и вся панель сдвинулась вбок.
Луч фонарика выхватывал из темноты кабели, толстые цепи рулей высоты и направления, идущие от командной рубки до хвостовой оконечности корабля. Над ними я разглядел изнанку титанового пола мастерской. Через равные промежутки к нему были прикреплены связки брусков динамита, соединенные между собой паутиной проводов.
Надира была права: вся мастерская заминирована. Попытайся кто-нибудь проникнуть в неё через стены, окна, двери или потолок, раздался бы мощный взрыв.
Я повел фонариком дальше, и там что-то сверкнуло. Между деревянных шпангоутов корабля уютно расположились ящики, много ящиков. С ближайшего ко мне слетела крышка — и внутри мерцали и поблескивали золотые слитки. Несколько верхних рядов были нарушены, бруски лежали вкривь и вкось, словно кто-то уже поживился здесь.
Я тревожно посмотрел в оба конца потайного хода, но никого не было.
Я снова уставился на золото. Вот оно, наше сокровище. Но вид его не принес мне удовлетворения. Наоборот.
Можно было поспешить назад и сказать Хэлу. Он бы, по крайней мере, набил золотом наши рюкзаки, и мы бы забрали их на «Сагу», когда тот прилетит за нами. Но я не стану возвращаться. На это может уйти больше времени и сил, чем я могу себе позволить.
Я могу забраться туда прямо сейчас и прихватить несколько небольших слитков для себя лично. Правда, у меня нет карманов, куда их положить. Но даже если бы при мне был рюкзак, я знал, что не взял бы ни одного бруска. Груз моих былых надежд слишком тяжел, а я должен быть как можно более легким, чтобы совершить то, что мне предстоит.