— Ты делаешь из мухи слона. Честное слово. — Она улыбнулась, хотя сердце обдало тем же мертвящим холодом, который сковал ее, когда темная, ледяная вода озера Мондак наполнила машину. — Его школьная драка — это… В этом мы можем разобраться сами. Джоуи и я.
— Вот, Бринн! В том-то и проблема. Разве ты не понимаешь? Все дело как раз в этом. Ничто не касается всех нас. Всегда только тебя и Джоуи, а я остаюсь в стороне.
— Это неправда.
— Неужели? Тогда что такое вот это все? — Он жестом обвел их дом. — Это для нас троих, для всей нашей семьи? Или только для тебя? Тебя и твоего сына?
— Конечно, для всех нас, Грэм. — Она старалась смотреть ему в глаза и не могла.
«Больше никакой лжи между нами, Бринн…»
Но так было с Хартом. Так было с Кейтом… А ведь Грэм — другой. «Это же неправильно, — подумала она. — Быть до конца честной с негодяями, а хорошим людям лгать и пренебрегать ими».
Он потянулся. Она заметила, что бутылки с пивом остались на три четверти нетронутыми.
— Ладно, забудь об этом, — сказал Грэм. — Пойдем спать. Нам обоим нужен отдых.
— Когда? — вдруг спросила она.
— Что «когда»?
— Когда ты уйдешь от меня?
— Бринн, на сегодня достаточно, — рассмеялся он. — Мы вообще не разговариваем. По крайней мере, о серьезных вещах. А теперь вдруг не можем остановиться. И почему-то именно после такой ночи. Мы оба выбились из сил. Давай отдохнем и придем в себя.
— Когда? — повторила она вопрос.
Грэм потер глаза. Сначала один, потом оба. Опустил руки, разглядывая глубокую царапину, полученную этой ночью в лесу. Кожу, ободранную о колючку или острый камень. Он казался удивленным.
— Не знаю, — наконец ответил он. — Через месяц, через неделю. Не знаю.
— Я чувствовала, что к этому идет, — вздохнула она.
— Чувствовала? — Его удивление, казалось, возросло многократно. — Как ты могла что-то чувствовать? Я сам впервые подумал об этом только прошлым вечером.
Бринн не поняла, что он имеет в виду, и прямо спросила:
— Кто она?
— О ком ты?
— Ты знаешь, о ком. О той женщине, с которой у тебя роман.
— У меня нет никакого романа. — Голос звучат обиженно, словно ему нанесли совершенно незаслуженное оскорбление.
Несколько секунд она колебалась, но затем решила продолжить и резко сказала:
— Как насчет игры в покер в баре «Джей-Джей»? Иногда ты действительно там бываешь, но не всегда.
— Так ты шпионила за мной?
— Ты лгал мне. Я это чувствовала. Мне за такие вещи платят, если ты забыл.
Врать он не умел совершенно.
«В отличие от меня».
Теперь он злился, но ее больше встревожили нотки презрения, прозвучавшие в его голосе.
— Так что ты сделала? Установила жучок в мою машину? Попросила коллег проследить за мной?
— Я увидела вас однажды. Совершенно случайно. У входа в мотель «Албемарль». А потом, да, проследила за тобой. Ты сказал, что едешь играть, а сам отправился туда снова…
Она всхлипнула.
— Какого черта ты смеешься, Грэм? Ты разбил мне сердце!
— Чтобы разбить кому-то сердце, надо для начала хотя бы завладеть его кусочком. А у меня ничего нет, Бринн. Ты не дала мне ни грана. За все это время.
— Это неправда. И тем более не оправдание для измены.
Он медленно покачал головой.
— Ах, вот ты о чем… Измена… А ты хоть раз пыталась поговорить со мной? Присесть рядом и сказать: «Дорогой, по-моему, у нас возникла проблема. Я волнуюсь. Давай обсудим ее. Может, нам вместе удастся найти решение?»
— Я…
— Ты еще не знаешь, но твоя матушка рассказала мне, что натворил Кейт. Что он сделал с твоим лицом. Боже! Насколько же многое это объясняет, была моя первая мысль. Как мог я сердиться на тебя? Но потом понял, что имел на это полное право. Более того, обязан был на тебя злиться. Потому что рассказать обо всем должна была ты сама. Я заслужил твое доверие.
Бринн много раз готовилась сказать ему правду. Но вместо этого придумала ерундовую версию об автомобильной аварии. «Но как я могла ему все это преподнести? — подумала она. — Что некто пришел в ярость и избил меня? А я месяцами ревела после этого в подушку? И меня передергивало при звуке его голоса? Что я была беспомощна, как малолетний ребенок. Стыдилась своего страха уйти от него — просто взять Джоуи в охапку и выйти за порог навсегда».
Что мне было страшно. Что я проявила слабость.
И моя нерешительность повлекла за собой гораздо более страшные последствия.
Кейт…
Но даже сейчас ей было бы трудно в точности описать ему, что произошло. И именно в этом, понимала Бринн, таился ключ к преступлению, которое она совершила по отношению к Грэму, к ним обоим: в ее молчании, в этой неспособности все высказать. Однако в то же время она сознавала: даже если ключ найден и теперь она отыщет нужные слова, время упущено. Это как обнаружить решающие улики в деле об убийстве и узнать, что преступник успел умереть своей смертью.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Но все же ты…
Бринн замолкла, увидев, что он достал из кармана брюк бумажник и роется в нем. Она наблюдала за ним, с преувеличенной тщательностью ощупывая бинт на щеке.
Господи, неужели он сейчас достанет фото своей любовницы?
Но он подал ей лишь маленький белый прямоугольник бумаги.
Бринн поневоле скосила взгляд — повязка мешала читать правым глазом, которым она видела лучше.
Рельефными буквами на карточке значилось:
«Сандра Уэйнштейн, доктор медицины. Частная практика. Авеню Албемарль, дом 2942, кабинет 302, Гумбольдт, штат Висконсин».
Ниже от руки было приписано: «Пятница, 17 апреля, 19 час. 30 мин».
— Так она… — начала Бринн.
— Психоаналитик. Терапевт… Проще говоря, мозгоправ.
— И, стало быть…
— Ты видела нас около мотеля, Бринн, а не внутри. Она работает в офисном здании, расположенном рядом. Обычно по вечерам я бываю ее последним пациентом. Поэтому иногда мы выходим на улицу вместе. В один из таких моментов ты нас и заметила.
Карточка хрустнула в пальцах Бринн.
— Позвони ей. Сходи на прием. Я позволю ей рассказать тебе обо всем. Пожалуйста, поговори с ней. Помоги мне понять, почему ты любишь свою работу больше, чем меня. Почему тебе приятнее проводить время в патрульной машине, а не дома. Помоги мне стать хорошим отцом для твоего сына, к которому ты меня не подпускаешь. И зачем ты вообще вышла за меня замуж? Быть может, вдвоем вы сумеете в этом разобраться. Я, как ни стараюсь, не могу.